Беляков затосковал уже через пять минут. Похоже, конспект лекции Чернышев опять списал из учебника по научному коммунизму. Из того же самого, по которому Гриша сдавал когда-то госэкзамены в Ленинградском инженерно-строительном институте. Убаюкивал Белякова и монотонный голос замполита. С трудом поборов зевок, Гриша перевернул общую тетрадь на обратную сторону. Пока есть время, можно написать несколько строк для матери. А то последнее письмо отправлял еще в прошлом месяце. Спасибо капитану Терещенко – напомнил…
«Дорогая мамочка», – аккуратно вывел в тетради Беляков. Потом перечеркнул и написал ниже: «Любимая моя мамочка». Вздохнул, вычеркнул слово «моя», и задумался. На этом, походе, его фантазия иссякла. А о чем, собственно, писать? В принципе, каждую неделю все события повторялись. В личной жизни никаких изменений тоже не происходило. О службе писать вообще нельзя. Военная цензура каждую строчку обнюхает…
– Чего такой смурной? – шепотом поинтересовался Кашин.
– Хотел письмо матери отправить, – так же шепотом пояснил Беляков. – И понял, что писать-то и не о чем…
* * *
Когда две запланированные встречи с Гольдбергом сорвались, капитан Терещенко занервничал. А Гриша успел понадеяться, что американца неожиданно перевели на другое направление и все как-то само уляжется и образуется, но надеялся он, естественно, напрасно. На третий раз Гольдберг объявился. И пришел не один, а в обнимку с большой квадратной бутылкой.
– Что отмечаем? – хмуро поинтересовался у него Беляков. – Удачную вербовку?
– Не надо быть таким подозрительным, Гриша, – уклончиво ответил Гольдберг. – К нашим делам моя сегодняшняя радость не имеет никакого отношения. Кстати, о наших делах. По вашему лицу я вижу, что события развиваются в нужном направлении. Вы уже получили добро от КГБ на мою вербовку?
– Пока только на наблюдение, – признался Беляков.
– Отлично. – Гольдберг хитро прищурился. – Тогда и мы не будем торопиться. Вы, Гриша, сможете отныне наблюдать за мной, сколько вам будет угодно. Я открыт для контактов. Но для начала, чтобы наблюдать вам было легче, предлагаю вместе выпить вот это.
Гольдберг потряс своей бутылью, выудил из Гришиной тумбочки два пыльных стакана и щедро наполнил их янтарной жидкости.
– Я пить не буду, – поморщился Гриша, решительно отставляя стакан.