своём времени, что она была
любовницей вождя. Девушка пела на сцене арию из оперы «Кармен» и
была в конце представления закидана цветами. Василий отправил ей из
ложа коробку конфет и пригласил запиской к себе в гости, заодно
напомнив и Егоровичу с Сергеем, что у него 24-го марта день
рождения, тем более что через несколько дней им нужно будет
отправляться домой.
Все последующие дни оба
путешественника оставались в своём крыле, отведённом им на всё
время их нахождения в Кунцево. Валечка как всегда была приветлива,
расторопна и сноровисто выполняла свои обязанности. Сергей первый
раз попробовал встать на коньки, но после неудачных попыток
навсегда отказался от этой затеи. Берия и Абакумов больше не
показывались, Власик иногда заходил по вечерам выпить с ними
бокальчик вина и поставить мат Егоровичу. На удивление, в шахматы
он играл очень даже весомо, чем постоянно злил оппонента.
Так проходили дни, пока однажды…
Это началось за день-два до именин
Василия Сталина.
В предвкушении, что в субботу они на
два дня поедут в столицу, оба друга после прогулки на лыжах сидели
в креслах у камина, слушали Петра Лещенко и ожидали генерала. Часы
показывали семь часов вечера. Егорович зачитался какой-то редкой
книгой, и Сергею стало скучно. Резко поднявшись из кресла, он уже
сделал, было, шаг к буфету, как вдруг…
Резкий болевой удар мощно отдался во
всём теле, заставив его покачнуться на месте. В глазах потемнело,
он вцепился в края кожаной спинки, словно боясь провалиться в
пустоту, потом что-то дёрнуло его, повалило на пол, напряглось и
вдруг разом высвободилось, выпуская из лёгких едва слышимый стон.
Тут же накатила какая-то волна слабости, и последнее что он позднее
вспомнил, это неимоверно длинный ворс на ковре, щекочущий его
ноздри.
А дальше – вакуум. Небытие. Ноль в
квадрате.
Егорович, с перепугу вскочив,
бросился к лежащему другу и что есть мочи заорал:
- Кто-нибудь! Скорее! Доктора! – и
метнулся к телефону внутренней связи:
- Валечка!
********
Сознание приходило медленно,
толчками, затуманено и беспросветно.
- Притушите свет, - услышал он
незнакомый голос. – И подложите ещё одну подушку.
Он едва пошевелил губами, обводя
пустым взглядом комнату:
- Сколько я был…
- Простите?
- Как… давно я здесь лежу?
- Да почти часов восемь уже,
голубчик. – Над ним склонилось лицо в очках и с бородкой
профессора. – Вы эпилепсией раньше страдали?