Амина тотчас повернула голову и вопросительно вздёрнула бровь.
– Ч-что?.. Я не расслышала…
Он вдруг стушевался и быстро переменил тему:
– Говорю – какое небо красивое…
– А-а-а… Так ты про небо… А мне послышалось кое-что иное, – со смешком отозвалась она и снова отвернулась к окну, чтобы запомнить пышность вечерних облаков.
– Не превозноси себя: я сказал именно это.
– Да-да, разумеется…
– А вообще, облака сейчас похожи на тебя, – слегка усмехнулся Иман, тоже восхищаясь видом.
– Почему? – удивлённо обернулась она.
– Они такие же недостижимые и неуловимые, – с полуулыбкой проговорил Иман. – Неприступные.
– Вот ещё! – надула губы Амина, но свою обиду постаралась скрыть.
– Не сердись, ведь я ничего ужасного не сказал.
– Я не сержусь, но просто ты, очевидно, совсем не знаешь меня, не понимаешь, что на самом деле я другая.
– А это тоже недостижимо, – усмехнулся Иман, – ты и на сотни метров к себе не подпускаешь, начинаешь сходу язвить, отбивая абсолютно всё желание вести с тобой дальнейшую беседу.
Услышав последние слова, Амина почувствовала укол в сердце. Опять Байсаров выставляет её в дурном свете. Надоело! Пусть объясняет, зачем тогда пригласил её на свидание!
– Ты заблуждаешься. И вообще, если считаешь меня такой, то почему предложил посмотреть на закат вместе? Мне показать, на что я способна? Не переживай, сейчас посмотришь!
– Ты ещё такая малышка… Несмышлёная.
– Ещё и глупая, значит?! Тебе не надоело меня чихвостить? – вскипела она.
– Я не собирался чихвостить и глупой не называл, – покачал головой Иман, немного задумавшись. Он решал, стоит ли сейчас признаться ей. – Я хочу тебе кое-что сказать… После того, как ты ворвалась в мою жизнь, мне снова стали сниться сны. Их не было целых семь лет – тогда умерла мама… Моя самая любимая женщина в этой жизни. Теперь понимаешь?..
Неловкость тотчас завладела нутром. Амина поняла, что её сравнили с единственной и любимой, отчего в груди немного потеплело, но эту теплоту затмила горечь от потери важного для Имана человека. Ей захотелось поддержать его, показать, что в ней тоже есть сострадание и сочувствие, а потому осторожно положила свою ладонь на широкую мужскую руку.
Это трогательное прикосновение рождало новые ощущения – нежные, трепетные, яркие… Однако, вдруг резко придя в себя, Амина хотела было убрать ладонь, но Иман не позволил.