В реальности успеваю лишь схватить телефон с тумбочки, пока муж меня тащит из комнаты. Даже позвать Егора я не смогла. Не подумала, не успела, не хотела, чтобы он видел эту безобразную сцену. Муж между тем вытаскивает меня на улицу из дома, на мне домашняя майка длиной до середины бедра и трусы.
-Макар! Прекрати! Что ты делаешь?!
Он меня не слышит и не слушает, стискивая мое запястье так, что, кажется, хрустят кости.
-Макар! - пробую я до него достучаться. Он никогда себя так не велел. Я и подумать не могла, что он может быть таким... Озверевшим.
Муж тащит меня по дорожке к калитке. Я спотыкаюсь, царапаю ноги, пытаюсь выдрать руку.
А он... Он распахивает ее и выталкивает меня на улицу.
-Пошла вон, овца!
Захлопывает калитку у меня перед носом и закрывает на задвижку.
После слышу его удаляющиеся шаги...
Ошеломленно смотрю в одну точку на калитке и пытаюсь осознать, что произошло. Он меня выгнал... Из собственного дома... Ночью... Практически раздетую... Без обуви...
Впервые, как все это началось, слезы подкатывают к глазам, в горле першит.
Не даю себе расклеиться, озадаченная вопросом, что мне делать. Втягиваю прохладный воздух. Несмотря на то, что лето, на улице довольно свежо.
Можно позвонить Егору. Стыд жжет все внутренности. Как я объясню, что случилось? Как я вообще буду это говорить собственному сыну?
А еще ... я боюсь возвращаться в свой собственный дом. И Макара тоже боюсь. Точно знаю, если подобное случилось хоть раз, то оно повторится снова. И пусть мужчина хоть до посинения обещает, что этого не повториться, что он сорвался... Хотя кто и что мне обещает? Макар? Он меня разлюбил, и я ему больше не нужно. Поэтому со мной можно теперь вот так.
Стоять на улице под забором до утра, когда встанут дети или образумится Макар? Соседи увидят... Я же потом по улице не смогу пройти.
Вызвать полицию? Представляю, через что мне тогда придется протащить собственных детей и холодею от этой мысли. Посторонние люди в доме посреди ночи, поскандалившие родители... А если Макар не откроет? Будить Егора, Соню и Арса?
Закрываю ладонями лицо и тихо стону в голос.
Шок отступает. Приходит понимание. И оно до того горькое. Как отвар полыни. Макар готов меня растоптать, размазать, лишь бы было так, как он хочет.
Только фиг ему.
Меня начинает потряхивать. От холода и от нервов.