Бертран лежал долго, пока от холода не стало сводить мелкой
судорогой конечности. Попутно думал, что в гроб его не положат,
потому что гроб - это доски, это работа это дорого. Сунут на костер
из горючего камня, а в огне красивым не полежишь. Еще и поджилки
перерезать забудут, станет мертвец корчиться, когда припечет...
В конце концов, когда серебристая луна покатилась к закату, то
есть к солнечному восходу, парень устал заниматься самогрызаньем.
Поднялся, еще немного погрустил, да и побрел назад. В деревне есть
не один опустевший дом, где можно скрасить сном последние квадрансы
темноты. Не будет дома – пойдет и сарай! А утром, едва только
солнце начнет свой подъем, он навсегда покинет проклятую Суру! Еще
и покажет напоследок похабный жест со всем старанием. Прям с холма,
что сразу за перекрестом!
До города идти пару дней, но это всяко ближе, чем на край света,
к псиглавцам, русалкам и подземным карлам. Опять же, можно и сквозь
Выверний лес пройти, сократив дорожку. А крепкие руки и за
городскими стенами нужны, на житие заработается. В канаве он уже
побывал, ею не испугать.
Если, конечно, Бертран проснется, не сгорев за ночь от
простуды.
Бертран надеялся проснуться до первых лучей солнца, чтобы успеть
уйти как можно дальше. Но насыщенный событиями вечер вымотал до
полнейшего изумления. Только лег в уголок, на прелую солому,
накрылся с головой старым рваным мешком, изгнав из него семейство
пыльных и недовольных крыс, как мгновенно заснул – словно по
затылку врезали. И спал, спал, спал...
А за щелястыми стенами из кривого горбыля солнце успело не
только выбраться из-за горизонта, но и подняться над лесом на
добрые три ладони. Еще немного - и полдень.
Разбудил запах гари, лезущий в нос с завидным упорством
уховертки, стремящейся поглубже в голову. Разбудил не сразу –
Бертран успел поужасаться сну, в котором были факелы (много
факелов!), вилы, топоры, заступы и много разгневанных мужиков, так
и норовящих сунуть чем-то из списка прямо в рожу.
Суи в испуге проснулся. Сквозь щели в стенах светило яркое
весеннее солнце. И ни малейшего огня. Зато гарью несло так, словно
кто-то по недомыслию поджег сухую рощу. Кроме горелого дерева,
доносился еще и совершенно не хозяйственный аромат – пахло горелым
мясом.
- Неужели у Ганне до сих пор жопа подгорает? – хмыкнул парень. –
Вроде уже пройти должно было… Или от злости на плиту села, тварь
жирномордая?