«…Хотя я и ввёл тайную цензуру на почте и на телеграфных станциях полуострова, какой-то гад всё-таки нашёл лазейку, – просматривая пачку телеграмм, с раздражением подумал Алексеев. – Скорее всего, этот кто-то мутит воду из Владивостока, уйдя из Артура с отрядом Штакельберга. Иначе он был бы в курсе, что я „разоружил“ ещё и миноносцы…»
Неожиданно в самой середине пачки телеграмм обнаружилось и второе послание от Авелана. Управляющий Морским министерством информировал, что Генеральный морской штаб собирается рассмотреть вопрос о направлении на Дальний Восток комиссии, которая должна будет убедиться, что инициативы начальников флота и эскадры не несут угрозу обороноспособности империи. В конце телеграммы Фёдор Карлович сообщал, что комиссия отбудет из Петербурга не ранее Рождества.
«…Ну, да, конечно, кто же из столичных адмиралов захочет пропустить новогодние и рождественские приёмы у императора, – швырнув на стол недосмотренные телеграммы, наместник вышел из-за стола, направляясь к массивному буфету. – Господи, ну как же мне жить дальше с таким страшным грузом на душе!?»
Скользнув по столешнице, одна из брошенных телеграмм спикировала на пол. Это была телеграмма от начальника Кронштадтского порта вице-адмирала Макарова. Забегая вперёд, скажем, что спустя некоторое время после этого памятного вечера ротмистр Проскурин и сыщик Великанов получили приказ о расширении задач их отделения, касающихся почты и телеграфа. Алексеев решил накрыть колпаком цензуры и Владивосток с Хабаровском. Для этого срочно требовались грамотные и подготовленные кадры, которых было просто неоткуда взять.
На следующий день после прихода «Баяна» и «Цесаревича» Порт-Артур покинул отряд кораблей под флагом начальника эскадры, вице-адмирала Старка, взявший курс на Чемульпо. Броненосцы «Петропавловск» и «Полтава» сопровождали сразу три крейсера: «Аскольд», «Новик» и «Боярин». Старку предстояло разобраться с причинами нападения огромной толпы переодетых под кули японских солдат на моряков канонерки «Бобр», ранее посланной в Чемульпо в качестве стационера.
Судя по происходящему, Алексеев сделал вывод, что японцы вновь начали раскручивать чуть приостановленный ранее маховик антирусской истерии и пропаганды. Эта антирусская истерия не могла продолжаться бесконечно долго, и должна была завершиться вполне логичным концом – началом боевых действий.