Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию и обратно: путь длиной в пятьдесят лет - страница 11
Да, я любил свою Одессу. Мила Фарбер подкармливала вечно голодного, бутербродами с колбасой, которые готовила ее мама. Олечка Александрович приносила больному куриный бульон в кастрюльке. Я любил их всех, они любили меня. Это и было счастье.
Но уже чувствовал, что в Одессе не останусь. Мир огромен, будущее дразнит, выманивает. Где-то в Москве журфак, МГИМО, Институт философии. Родители стояли насмерть:
– Какая философия, прости господи? Сначала получи профессию! Ты что, в тюрьму захотел? Вон, соседа забрали на пять лет за анекдот…
Не понимал их страхов. Тренировки, книги, походы в катакомбы, сбор металлолома, стишки в стенгазету, шефство над двоечниками. За что, спрашивается? Где-то там, над нашими головами верстались пятилетние планы, снижались цены, осваивался Космос. Туда рвалась душа, а не в какую-то тюрьму, мама! Но журавль в небе, а синица… в ОВИМУ. Поступил я в Высшую Мореходку. Да, я изменил себе. Измены жизнь не прощает. Сказал бы кто раньше…
На консультациях по русскому языку перед вступительными паясничал у доски. Преподаватель устроил тест: вызывал абитуриентов и диктовал слова. До первой ошибки. Человек пять слетели после 2—3 слов. На мне процесс сбился. Список слов был исчерпан, а я все стоял у доски и пожимал плечами. У меня же абсолютный слух на грамотность. И все увидели: не тот человек на борту… Но отца знали и уважали члены приемной комиссии.
После поступления я ей открылся. Ночью, на борту белокрылого лайнера «Украина» – под свист ветра и шум разрезаемых сталью волн. «Жемчужина твоей девственности скрыта в перламутровой раковине моей души. Меня спрашивают, где живёшь ты, как будто не знают, что твой дом – в моем сердце». Говорил цитатами из Олдриджа, не зная, что в тот момент она уже сделала свой выбор. Со скромным Саней, однокурсником, механиком по холодильным установкам на судах загранплавания она проживет счастливые пятьдесят лет.
Лара и Саня. Они прожили долгую и счастливую жизнь
Уже в независимой Украине умирать она будет долго, теряя способность сначала двигаться, потом говорить. Не станет ее как раз в те дни, когда в Одессе прольется первая кровь гибридной войны с Россией, и в здании бывшего обкома КПСС сгорят от коктейлей Молотова больше сорока сепаратистов, сторонников развала Украины. Ее верный Саша пришлет мне в Лос-Анджелес краткое сообщение: «Сегодня умерла Ларонька»… Оборвется еще одна ниточка.