И вот на все эти серьезные разборки между ними Пушкин вдруг говорит:
– Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде?
Вот тут, так сказать, появляется мой чёрный человек, то есть профессор Сергей Михайлович Бонди.
– Ну что, как это может быть? – говорит он.
Ведь именно из-за этой фразы Пушкина он всё переправил. Вместо «старались очернить» сделал во всех изданиях сочинений Пушкина после 1948 года «не старались очернить», вместо «не уважили» профессор сделал редакцию «уважили».
Сделал всё с предыдущим текстом Пушкина, чтобы оправдать эту легкомысленную фразу поэта:
– Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде?
Из предыдущего уже ясно, что сейчас всё получится. «Воображаемый разговор» начинается словами:
«Когда б я был царь…», т.е. перед нами Пушкин в роли царя, а значит, фразу:
– Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде? – говорит царь.
Точнее – царь в роли Пушкина.
Да, вот он вымысел, эту фразу о детской оде говорит не Пушкин, а царь.
Работает та же связка, что и у Виктора Пелевина, автор-герой. Чего не может один, могут они оба.
Когда все упреки царя, все его претензии к Пушкину, что он старался очернить, не уважил его в оде, обратились против самого царя, он так сказать, изнутри ощутил все свои упреки, так как теперь он был Пушкиным. Поэтому он и сказал Пушкину, который теперь был царем:
– Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде?
Можно еще сказать несколько слов. После этой фразы о детской оде идет перечисление произведений Пушкина «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Онегин». Получается, что Пушкин, даже будучи царем, продолжает писать. Возможно, упрек царя Пушкину заключается в том также, что Пушкин будто бы утверждал, что царь пишет художественные произведения. И он говорит, что Пушкин не уважил его честь, даже играя роль царя: начал, будучи царем, распространяться о своих художествах. «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Онегин».
Возможно, Пушкин хотел сказать, что царь должен считать эти произведения и своими, так как он лично редактировал их. Ну, это, в общем-то, уже не важно.
Ну, как чёрный квадрат? Отличается такой разговор от тех четырех предложений, которые мы видели невооруженным глазом, без «Чёрного квадрата» Малевича.