Остатки правительства еще изыскивали средства платить похоронным службам, неизвестно, надолго ли. «Колымага-призрак», как называла Роксанна черную яйцевидную машину, перевозившую трупы, делала короткие остановки, пока парни в комбинезонах, тоже черных, осматривали лежавших на земле и решали, грузить их в «колымагу» или нет.
Работали в этих командах в основном фламандцы; север страны был, как всегда, чуть менее беден и еще ухитрялся сохранять подобие государственных служб, привлекая рабочую силу. Бездомные же, умиравшие на улицах столицы, были по большей части франкофонами, что, естественно, создавало проблему: фламандцы продолжали настаивать на том, что в череде бедствий, обрушившихся на мир, виноваты эти бездельники валлонцы (это слово в последние несколько лет обозначало всех франкофонов Бельгии). Эти люди, умирающие на улицах, сами в ответе за то, что с ними случилось; с какой же стати славные трудяги фламандцы должны делать грязную работу и чистить город от зараженных лодырей-валлонцев? Им объяснили, что надо радоваться хотя бы верному куску хлеба. Но ситуация оставалась напряженной, и нередко тот или иной служащий отказывался грузить на катафалк труп, если по нему было слишком явно видно, что он говорил при жизни по-французски. Больные становились предусмотрительны и избавлялись от личных документов, обручальных колец, малейших признаков языковой принадлежности. Некоторые даже вешали на грудь карточку с надписью: Ik ben Vlaams – «Я – фламандец».
Можно было ожидать, что в хаосе, охватившем мир, потонет старая вражда между севером и югом страны. Однако она, наоборот, разгорелась с новой силой в этой атмосфере всеобщего безумия. Никто не мог понять, как Бельгия еще остается единой. Это была одна из величайших тайн истории, и, если бы осталось кому об этом вспомнить, эта тайна могла бы когда-нибудь быть рассмотрена как самое яркое воплощение бельгийского сюрреализма.
Все эти тела, не важно, говорили они на языке Мольера или Хуго Клауса, сжигали в многочисленных крематориях, недавно построенных на окраинах города; их дым расползался над садиками, огородами, курятниками, которые росли как грибы, худо-бедно восполняя недостаток несинтетических овощей и мяса. «Ничто не пропадает», – подумала Роксанна; и в эту минуту служащий похоронной команды украдкой припрятал в складке своего комбинезона блестящую побрякушку, которую так или иначе покойный не мог взять с собой на тот свет. Она бы голову дала на отсечение, что обкраденный мертвец был франкофоном.