В институт он решил не поступать из-за бесполезности этого предприятия. Найдя работу вышибалой в дешёвом клубе, Бес завёл себе новых друзей порвав со школьной шайкой. Он всерьёз пристрастился к алкоголю и траве, и нередко его самого приходилось «вышибать» из других клубов за драки, которые устраивал он и его «команда».
Но у него было две мечты: большая чистая любовь и место в музыкальной группе. Свою бас-гитару он случайно проиграл в карты, пока над его телом господствовал градус, а новую покупать не было смысла и денег, которые улетали на выпивку и траву.
Разглядеть большую и чистую любовь никак не удавалось пьяными, налитыми кровью глазами. Нежные ласки напрочь стирались с влажной тёплой кожи неконтролируемым животным спариванием под перепачканным столом или в каком-нибудь неосвещенном тупике. А после тяжелые вдохи, капельки испарины на широком, закрытом темной челкой лбу и сожаление о невозможном счастье. Мелкий шаг и попытка приложить к расцарапанной зоне наслаждения разорванное нижнее бельё.
Блеф. Снова блеф. Снова неспособность быть таким каким хотел, неумение, беспомощность.
После этих оргий Бес возвращался домой и всю ночь ходил по дому как призрак, или грыз подушку зубами, навзничь лёжа на животе, давая себе строгое обещание, что в следующий раз он не изнасилует очередной силуэт, поставив похоть доминантой своей сути, а прижмёт к себе и не отпустит то сердце, что теперь бьётся рядом с ним. Но плотские позывы были сильнее духовных, и все помыслы о большой и чистой любви сводились к маленькому грязному сексу.
Потерявшись во всём этом, он начал колоть кокаин, заменяя потребность в любви другим наркотиком, уничтожающим все чувства и желания, проповедующим, что есть лишь одно истинное счастье: игла и шёпот нагретого в ложке зелья.
Бесу не хотелось «пачкать» руки и раскрывать карты, поэтому приходилось колоть эту дрянь в менее заметные места. Укол за уколом он всё больше убеждался, что даже наркотик не смог погасить всеобъемлющей тоски по несуществующему человеку, но отступать было поздно: бросить иглу он уже не мог.
Иногда он сознательно уменьшал дозу или несколько дней не колол кок, перемешанный с порошком и цементной пылью. Всё тело скручивалось в жгут, кости становились тяжёлыми. Его тошнило горькой желчью, голова раздувалась как мыльный пузырь, он кусал руки до крови, и из глаз текли слёзы.