- Шеремет говорил, что ты не придёшь, - улыбаясь, сказал
Мещерский. - Я же был уверен. Уверен, что внутренние терзания
выжмут тебя досуха. Господин Глинский с простреленным боком, рискуя
своей жизнью, припёрся спасать шлюху!
Мещерский хлопнул в ладоши и покачал головой.
- Потрясающе!
Обернувшись, я увидел город. Вечерний Виктомск походил на
панцирь огромного ящера. Острые крыши одинаковых домов сложились в
сплошное защитное покрытие, которое подсвечивали тусклые полоски
уличных фонарей.
За Мещерским возвышалась мельница. Старая рухлядь, расправившая
свои крылья, какая же вытянутая как сам Мещерский и серая. Точно за
спиной у него стоял гигантский телохранитель, пришедший на смену
Самсону. Кстати, а где остальные упыри?
- Ты где пиздобр*тию свою потерял?
- То, что ты пришёл один, лишь подтверждает мои догадки, -
сказал Мещерский. - Ты не оправдал моих надежд, Глинский. Ты солгал
мне. Вчера пообещал быть примерным кутилой, пьяницей и трахарем, а
сегодня заделался спасителем. Жаль…
- Девчонку отпусти!
- Шлюху?! Ха-ха-ха! Ты ещё более безнадёжный, чем я думал, -
Мещерский снова хлопнул в ладоши, развернулся и направился к
амбару. - Пошли!
Дверь в амбар была открыта, изнутри лился свет. Мещерский вошёл
первым, я, опираясь на ружьё, - за ним. В центре горели пять
факелов на длинных шестах, рядом с ними стояли Самсон, Шеремет,
харв и Раиса с кляпом во рту…
В свете огня харв выглядел ещё страшнее. Пропорционально
увеличенное тело высотой два с половиной метра, на фоне которого
даже Самсон не выглядел здоровяком. Серая иссохшая кожа походила на
кожу ящера. Гигантское тело бугрилось мускулами, а стоял он
неподвижно, будто статуя. Из одежды - платок, верёвки на
предплечьях, напоминающее наручи, и обноски плаща, выступающие
из-под голов. Огромный чёрный капюшон болтался на спине.
Оценивая мощь этого создания, я прошёлся по нему взглядом и
замер. Россыпь голов. Они приросли к нему не только возле шеи. Харв
собрал их слишком много, не уместить. Головы торчали из плеч,
груди, лопаток, подмышек. Почти все они облысели, кроме нескольких.
Одни ссохшиеся, ещё живые, но состаренные, другие - молодые и
свежие, третьи - обтянутые кожей черепа. Все головы отмечены
шрамами и у них не было шей. А потому смотрели они туда, куда
придётся. Одна - в пол, другая - в небо, третья - в сторону. И
только одна, та, что по самому центру, смотрела перед собой. Она -
и есть харв. Спокойная, каменная, с волевым подбородком и впалыми
глазами, которые пронизывали меня насквозь.