В кармане у меня завалялись какие-то семечки, и я, сплёвывая налипшую на губах шелуху, грыз подсолнечные зёрнышки, успокаивая тошноту. А шелуха некрасиво летела вокруг, и грязная, слюнявая шелуха меньше всего соответствовала трагедии.
Я понимал, что поминаю Осу как-то не так. Но пока я его и не поминал… Я его понимал. Ну не его, конечно, а его уход… Понимал – поминал… Согласные с легкостью перескакивали друг на место друга… Оса, Оса! Ведь такими словесными играми мы развлекались только с тобой.
Я вспомнил (да и не забывал вовсе) его ночной звонок… Я мог бы его спасти? Нет! Хотя на мой робкий вопрос о причине смерти фельдшер ответил дежурным:
– Вскрытие покажет…
На вопрос о том, мог бы я помочь Осе, спас бы я Осу, если бы принёс ему этилосодержащее, фельдшер ещё раз повторил вышесказанное…
А Осу я спасти не мог. Я мог бы отсрочить его неизбежную гибель на месяц, на две недели… Кроме Осы, спасти Осу от гибели не могла ни одна живая душа. Оса же от гибели, как я уже говорил, не спасался – напротив, бежал к ней на полных парах со скоростью паровоза. Вывод один – чувства вины у меня не было. Я знал – алкоголика от алкоголя может спасти только сам алкоголик… По опыту с матерью я познал это очень внимательно и целиком. Можно прятать алкоголь, просить, ругаться, наконец… Прости, Осиная голова, я отвлекся.
Был будний день, рабочий день, и парк был практически пуст. Я же не мог отделаться от мысли, что какой-либо прохожий вдруг вынырнет ниоткуда и, потупив глаза, спросит вдруг:
– Водку будешь?
А после третьего глотка водка расслабила… И я наконец почувствовал себя легче. Небытие Осы становилось правдой. И успокоенные этим мысли потекли ровнее. И суетливая печаль вдруг стала приобретать глубину…
Я помню – Оса обожал глядеть на звёзды. Он говорил, что видит в них в первую очередь не красоту – вечность. Собирая его восторги воедино, я охарактеризовал бы отношение Осы к ним так: их так много, они так далеки, что и помирать не страшно. Хотя у Осы это всегда звучало более романтично. Я с ним соглашался, но меня впечатляли более ощутимые расстояния и скорости. Смена времен года… В этом я видел какие-то отголоски постоянства… И поэтому я думал так: «Вот Оса превратился в весёлый воздух, в солнечные лучи, в постоянную текучесть и задумчивость М-ской, в серые её воды, наполненные зеркальными бликами. Все мы умрём, Оса, но не исчезнем с лица Земли, пока существует память о нас. Я помню тебя, Осинов…»