Еще я мечтал о Кэролин Кизл, на редкость красивой девочке, учившейся в нашем классе. У нее была очаровательная стрижка, подчеркивавшая прелесть тонких черт ее лица. Но вместо того чтобы завести с ней разговор и рассказать о своих чувствах, я прилеплял ей к волосам пластилин. Разумеется, Кэролин очень сердилась на меня, но это, как ни странно, меня устраивало. Гнев был понятной для меня эмоцией, а вот чувство приязни – не очень. Я исходил из того, что пусть уж лучше Кэролин злится и кричит на меня, чем попросту меня не замечает. В конце концов я пришел к выводу, что мне все же нужно дать понять Кэролин, что она мне нравится, каким-то другим способом. Но, может быть, позже, на следующий год, когда мы перейдем в шестой класс и станем совсем взрослыми.
Мне очень повезло с учителями. В пятом и шестом классах начальной школы моими преподавателями были миссис Валдо и миссис Кроуфорд. Обе они не ограничивали нас жесткими рамками учебников. Они поощряли учеников к поиску собственных способов самовыражения и, в частности, одобряли мой интерес к импровизации. Я узнал, что излагать содержание книги можно по-разному. Что не обязательно выводить в тетради привычные и скучные строки про то, что «Приключения Гекльберри Финна», одно из самых известных произведений Марка Твена, рассказывает о жизни юноши, который покидает родной город в поисках лучшей жизни, и так далее, и тому подобное. Нет! Я мог написать изложение так, словно я и был Гекльберри Финном. Или, к примеру, профессором Флипнудлом.
Профессор Флипнудл был главным героем нашей школьной театральной постановки под названием «Машина времени». Флипнудл изобрел эту самую машину и с ее помощью путешествовал в прошлое, чтобы своими глазами видеть самые важные поворотные моменты истории. Двумя годами ранее в школе уже был поставлен этот спектакль. Главную роль в нем сыграл мой брат. Он по-настоящему потряс меня. Надев рыжий парик, Ким изменил не только привычную внешность, но и поведение своего героя. В его исполнении профессор Флипнудл стал другим человеком, непохожим ни на самого Кима, ни на того профессора, которого я себе представлял. Помнится, тогда, сидя среди зрителей, я ясно понял, что это была просто гениальная находка и что когда-нибудь я тоже должен надеть на себя этот парик. В один прекрасный день начались пробы. Деталей припомнить не могу, но, по всей видимости, я был хорош, поскольку главную роль дали мне. И, следовательно, я получил право надеть тот самый рыжий парик.