Чудно твое дело, Господи. А тут
как-то Шура брюкву резала, да ножом руку полосонула. Кровь
хлестанула, видно, вену задела. Я перепугалась, не знаю, что
делать. Подходит Вовка. Не испугался, ничего. Взял материну руку,
ладошку подержал над порезом. Кровь остановилась и даже не сочится.
Вроде даже и подсыхать стала. Я стою, словно аршин проглотила, и
Шура глазам своим не верит, Я опомнилась, перевязала рану. На
следующий день повязку сняли, а там уже корочка образовалась. Вовка
опять поводил рукой над раной. И больше уже не завязывали. Через
день корочка отвалилась, и все зажило прямо на глазах. Тут мы и
зайца вспомнили. Вовка ж его и вылечил. Дальше - больше. Ревматизм
донимает, ни днем, ни ночью покоя не нахожу. Вовка минут пять
поводил руками, чую, боль проходит. А на следующий день и опухоль
стала спадать. Господи, на кого молиться? То ли на Николу Угодника,
то ли на Вовку, прости ты меня, Господи.
А в аккурат перед самым приездом Юрия
Тимофеевича Вовка и говорит: «Мам, папа к нам «летит». Да ладно бы
это. А то назавтра пролетел над нами самолет. Вовка выскочил,
раздетый, да как закричит: «Папа, папа!» Сам дрожит, и слезы из
глаз катятся. А мы уж и верим.
Глядь, назавтра Юрий Тимофеевич
заявляется. И точно, этим самолетом летел.
- С чего ж это у него вдруг взялось?
- спросила тетя Вера.
- Кто знает? - пожала плечами мать. -
Может после того случая, как его лошадь копытом стукнула… Они с
ребятами игру затеяли, кто не испугается под брюхом лошади
пролезть. И лошадь-то смирная была. Все пролезли. А его наподдала.
Что-то ей не понравилось. Стукнула-то копытом в бок, да он об
камень головой ударился. Притащили без сознания. Кровь льет.
Спасибо в детдоме, где я работала, врачиха была. Перевязала,
уложила в постель, укол сделала какой-то. Три дня бредил, то придет
в сознание, то снова забудется… А потом вроде ничего, быстро так
поправился. А только, видно, что-то в голове переменилось.
И мать заплакала. Женщины слушали
внимательно, переживали, сочувственно качали головами, и время от
времени поглядывали на меня, будто впервые видели. Я уткнулся в
тарелку и делал вид, что занят едой, и этот разговор меня не
касается.
- Да, жили дружно, - вернулась к
своему главному Мария Николаевна. - А как же было иначе? Нужно было
держаться друг за друга. Кругом разлад, да слезы. Все так. Чай,
русские.