– Точно. Степан Алексеевич что то говорил такое. Голова совсем
ни к черту. – сказал дед покачал головой. – Быстрей бы пол года
прошли, свалил бы все на тебя и на заслуженную пенсию...Ах да, что
там?
– "Перелез" до высшего Беса. – сказал я, – но если каждый день
буду применять те пилюли, то совсем скоро и до низшего Воина
"доползу".
– Хорошо.
– Что то ещё? – я уже зеваю не по детски. – Мне ещё в четыре
вставать вообще-то.
– На этом всё. – сказал дед сам зевнув. – Зараза. Заразил.
Я усмехнулся и вышел из кабинета вместе с дядей. Идя по
коридору, он вдруг остановился.
– Что то не так?
– Просто интересно. Тебе не жалко бедную девочку?
– Ты про Люду? А что с ней может быть? – спросил я в
недоумении.
– Она вышла от тебя еле дыша и еле идя. – сказал он абсолютно
серьёзно. – Развратил ты скромницу совсем.
– Зато счастливая. – ответил я улыбнувшись. – Видел бы ты
её...эту самую скромницу в постели, был бы совсем другого
мнения.
– Тоесть?
– А...неважно. – я отмахнулся. – Знаешь миф о скромниц?
– Нет, а что? – врет. По глазам вижу что знает, но так и быть,
подыграю.
– Если девушка скромница на виду у всех, то она должна быть
лучшей в постели. – сказал я, а бровь дяди поднялась вверх. – Или
она бревно. Одно из двух. Так что, Люда у нас попадает к
первым.
Дядя хмыкнул. Видимо, ему этот миф не пришёлся по душе.
– Спокойной ночи. – сказал я у своей двери.
– Ночи. – сказав это, мы попрощались и каждый пошёл в свою
спальню.
Зайдя в свою комнату, я достал из тумбочки шарик и снова
покрутил его в руках. Мне не даёт покоя эта штука, если честно.
Помню, Сивый кинул шкатулку, откуда вылетела такая же вот херня. А
вдруг разлом откроется у меня в комнате? Беды тогда не
миновать...
Рассмотрев его ещё раз, я ложу его в тумбочку и сняв с себя
одежду, ложусь на кровать и засыпаю сном младенца.
***
Просыпаюсь рывком. Что то не так. Что-то случилось. Чуйка орет
как резанная. Выбегаю из комнату и спешу в спальню деда. Если что
то может случиться, то только с ним. Прихожу и слышу хриплый стон
боли.
Кровь в жилах застывает как и тогда в разломе.
Открываю дверь и вижу лежащего деда на полу. Он корчится от боли
прижимая руку к груди в область сердца.
Поднимаю и ложу аккуратно в кровать, а сам бегу к Максиму
Геннадьевичу. Его дверь в спальню срываю из петель. Такой силой я
открыл её с ноги, на что тот ошарашенно просыпаеться.