Геныч скрепил ключи от квартиры резинкой для женской причёски «конский хвост» (говорят, фирма Frederic Fekkai дерет за такие «аксессуары для волос» по 120 долларов США), прицепил их к резинке тренировочных брюк, надел разношенные адидасовские кроссовки и бесшумно выскользнул за дверь – молодые плейбои даже не проснулись.
На улице бледное октябрьское солнышко лениво выжигало и никак не могло выжечь клочья приковылявшего с реки тёплого как парное молоко и густого как фруктовый кефир тумана. Река называлась Окой (да, да!) – без неё и без её рыбы городишко Муром был бы уж точно ни рыба ни мясо, а жизнь затраханных нуждою нуровцев стала бы ещё более убогой, нежели в настоящее время.
Генка пересёк подряд три типично советских двора, которым суждено навеки остаться неблагоустроенными, и по тихой улочке со смешным для начала третьего тясячелетия названием Красногвардейская зашагал на восток – к реке. До Оки от Генкиного дома было по прямой не более километра.
У последнего поворота перед асфальтированным съездом с высокого западного берега Оки стоял пустой милицейский «уазик». Геныч обогнул машину по широкой дуге – так хоккейный форвард объезжает амбала-защитника, избегая невыгодного для себя силового единоборства, – и тут услышал:
– Молодой человек, подойдите, пожалуйста, сюда!
С тем, что Геныч – молодой человек, можно было беспроигрышно поспорить – только не с милицией. Мент с лицом плохо спавшего ночью и неопохмелившегося мучного червя манил престарелого физкультурника грязным пальцем.
– Подойдите, не бойтесь!
– Да я и не боюсь, – хмыкнул Геныч и подошёл.
Ещё с детских лет, проведённых под присмотром бабушки в уютном
подмосковном Егорьевске, Генка усвоил простую истину: менты – это те же преступники, только в отличие от последних, одетые в очень плохо скроённую и ещё хуже пошитую униформу. Его бабушка, носившая в девичестве типичную для тех мест фамилию Егорова, всегда советовала
внуку держаться от милиционеров на дистанции пушечного выстрела, а если есть возможность, то и дальше. Она подкрепляла глубокую житейскую мудрость одним и тем же казавшимся ей сверхубедительным примером. Однажды (на дворе стояли пятидесятые годы ХХ-го века) ретивые стражи порядка зацапали хорошо знакомого бабушке мужика по подозрению в краже поросёнка. Показания из несчастного задержанного менты выбивали железными плётками – в пятидесятых и во всех последующих годах подобное «пополнение информационной базы данных» практиковалось не только в городке Егорьевске – повсеместно. Мужик потом откинул копыта – не на нервной, естественно, почве. Зато поросёнок вскоре нашёлся – ну не свинство ли?