– Как же! Наши голые сотрудницы это оценят.
– Ну что ж, – Чарли поднялся и допил пиво, – тогда я пошел.
Он направился к двери, мимо Каллигана. Ничего, кто-нибудь другой подбросит его до дома.
В дверях он на минуту задержался, чтобы ощутить, как ледяной ветер пробирается под пальто, швыряет в лицо колючие снежинки.
– Ты озверел, что ли, Чарли! – пронзительно взвизгнула Булочка. – Закрой дверь! Я голая!
Обернувшись, он увидел, что она и впрямь уже совершенно голая стоит на сцене, а трое студентов покорно расселись за ближайшим столом.
– Эй, ребятки, не скупитесь, Булочка заводит что надо! – было последнее, что успел услышать Чарли, закрывая дверь. Каллиган, разумеется, не узнал их.
* * *
Надо бы поесть, думал Чарли, пока его «линкольн» плавно двигался к югу, обратно в город. Шел густой мокрый снег. Половина местных идиотов не в состоянии управлять машиной во время снегопада. Чарли нежно прижал педаль тормоза, отпустил, снова прижал, чувствуя, как машина каждый раз подскакивает, когда он убирает ногу, затем закрыл глаза, а «линкольн» совершил полный оборот на триста шестьдесят градусов и будто по волшебству вернулся в начальное положение.
Почувствовав, что машина вновь ему послушна, он включил радио – на коротких волнах собачий хор исполнял Jingle Bells. Настроение было отличное.
Менее чем через полмили начался город. Почти сразу Чарли заметил у дороги тусклый оранжево-коричневый знак «Хардиз». На стоянке было пусто. Выйдя из машины, он с силой толкнул входную дверь и немедленно должен был обеими руками вцепиться в ручку двери, чтобы не упасть на скользкий бетон. Под стеклом висело отпечатанное на машинке объявление:
«Дорогие друзья!
24 декабря мы работаем до пяти часов вечера.
На Рождество наш ресторан будет закрыт, дабы наши служащие могли провести праздник с семьей».
– А какого черта у вас тогда свет горит? – заорал Чарли и пнул дверь ногой. Зал ресторана и впрямь был ярко освещен. Чувствуя горячее желание швырнуть камень в зеркальное стекло, Чарли резко повернулся, ноги разъехались на обледенелых ступенях, и он со всего маху приложился копчиком к промерзшей дороге.
В первое мгновение он даже растерялся. Он сидел на земле с занемевшим от холода и удара задом и ведром холодных соплей вместо головы, напрасно пытаясь сдержать слезы унижения и ярости. На стоянку свернул зеленый японский седан и остановился в десяти футах от Чарли. Чернокожий парень лет пятнадцати опустил стекло.