бабуина страдающую от геморроя и чирей.
– Танечка, – непонятно почему засмущалась девочка и опустила глаза. – Ты бомж?
– Кто?
В ее устах это слово звучит не ругательством, а лаконичным описанием сухопарого мужчины среднего роста с совершенно обычным лицом и блеклой тенью детских мечтаний в глазах застывшего перед ней. Обычно именно это я вижу стоя перед зеркалом. Не могу сказать, что я в восторге от собственного отражения, но радует, что бывает намного хуже. Хотя, наверное, хуже чем сейчас не бывает, если конечно опять не сравнивать с конкретной частью бабуина.
– Бомж. Мой папа всегда говорит, что эти бомжи его достали. Все лезут и лезут на стройку. Как воши на собаку. А зимой так и совсем спасу нет от них. – Она попыталась сказать это взрослым голосом. Так, как говорит ее отец. Получилось забавно. Я почти улыбнулся.
– Нет, Танечка, я не бомж. А кем твой папа работает?
– Охранником. У него такая красивая одежда. С нашивочками. И еще палка есть. Такая гибкостная и черная. Он ней бомжей выгоняет отсюда. И тебя тоже выгонит.
– Я бы с радостью и сам отсюда выгнался, но как-то пока не получается.
– Ты заблудился?
– Увы, – согласно киваю.
– Пойдем со мной. Я покажу.
Девочка улыбнулась и указала ручкой на все еще открытые двери лифта. Я испуганно дернулся и с опаской покосился на отражающие пустоту зеркала кабинки. Ангельские глазки насмешливо блеснули из под пушистых ресниц. Приливной волной накатила злость. Стоит тут, понимаешь, передо мной какая-то козявка двухвостая, пол вершка от горшка и то в прыжке, и насмехается, а я тридцатилетний мужик с здоровенным пистолетом не решаюсь войти в лифт. Стою с дрожащими коленками и сам себе страшилки рассказываю. Хуже запуганного суеверной бабкой сельского пацаненка. Ну, чего тут спрашивается бояться? Безобидного лифта – обычного атрибута любой многоэтажки, или может этой малышки? Глупости. Представляю, что сейчас девочка думает: дядя зайчишка-трусишка боится, что лифт ему ногу откусит… Откусит? Вжик-вжик… Это кажется таким знакомым. Вжик-вжик. Приглушенный дверями крик становится все тише и тише по мере удаления кабинки… а на полу растекается темная клякса из отсеченной выше колена полной женской ноги в ажурном чулке и туфле лодочке… Яна! Секретарша Евгения Семеновича. Мы даже глазом не успели моргнуть, как все-таки убедившая нас, что на лифте будет быстрее, Яна оказалась в железных сомкнувшихся челюстях. Лифт поглотил ее в один миг и как крокодил потащил в пучину нижних этажей, чтобы там неторопливо переварить.