Чужак и Рокот - страница 4

Шрифт
Интервал


Молчаливая толпа горожан ожила, задышала, задвигалась. Люди переминались, ворочались, тянули шеи – опять кого-то высматривали. Кружевные чепцы, шляпки с цветами, мужские шапки так и колыхались – рослый Мил отлично это видел.

Офицер с утомленным видом ждал; бесстрастно ожидали застывшие полукругом солдаты. Тревожный взгляд побледневшего Живомира метался по лицам сограждан, порой возвращался к Милу. Дескать, что ж ты? Ведь уже тронулся с места. Так иди же, иди!

Мил не двигался. Разноглазые умеют не только видеть особым зрением, но и слышать особым слухом. Сейчас Мил расслышал чей-то плач – затаенный, безнадежный. А еще – мольбу о свободе. Или о смерти, потому что смерть означала свободу.

Кто это плачет и молит? Как ни вслушивался, Мил не сумел понять.

– Грохот, – пробежал вдруг по площади взволнованный говорок, – младший Грохот идет! Вон он, вон с краю!

По краю площади, вдоль дома с лепными мордами нестрашных зверей, пробирался некто малорослый. Милу была видна одна лишь макушка, повязанная белым платком. Люди охотно давали дорогу, теснились, наступая друг дружке на ноги; нарядные дамы и господа перегибались через перильца балконов, глядели вниз на того, кто шел взять на себя вину и ждать казни.

– Ай, молодец, Грохотенок, – одобрительно кивая, пробурчал чумазый мастеровой рядом с Милом. Косо глянул на чужака, непрямо укорил: – Идет-таки. Не струсил.

Младший Грохот наконец показался весь. Худосочный, кривоногий невеличка, и лет ему Мил дал бы от силы четырнадцать. Светлое Небо, ну что за нелепица! Мальчишка, которому 1326 дней назад было лет десять, берет на себя вину за «жестокое надругательство над принцессой». Ох, и порядки в этом королевстве…

Громко топая – башмаки-то не по ноге, болтаются, наверняка отцовские – младший Грохот прошагал по ступеням из светлого камня, остановился на нижней террасе, перед офицером, Живомиром и недвижным полукругом солдат. Обернулся.

– Я, – начал он глуховато, – Маслен Быстран из рода Грохотов, беру на себя вину Живомира Броденя из рода Рыболюбов и буду ждать казни как возмездия за содеянное до следующего заката! – Закончил мальчишка звонко и бодро, словно отбарабанил накрепко заученную фразу.

Горожане шумно радовались, дамы на балконах хлопали в ладоши, кто-то свистел, на соседней улице опять залаяла собака. Офицер передал Живомиру полотняный мешочек, завязанный шелковой тесьмой. Своим особым зрением Мил увидел: в мешочке гораздо меньше монет, чем должно быть, причем офицеру отлично ведомо, каким образом горсть серебра усохла по дороге от королевской казны до нижней террасы.