Вдруг в дверь моего кабинета кто-то довольно громко постучал. Сразу стало как-то неуютно на душе, тревожно.
– Да, да, войдите! – ответила я на этот тревожный стук, не смотря на то, что в кресле сидел пациент.
Дверь тут же резко распахнулась, будто в неё ударили ногой. На пороге тут же материализовался огромный детина, ростом под потолок. Его могучие плечи раздвигали стены моего крохотного кабинета. В перепуганных глазах молодого человека застыли мучительная боль и немой вопрос: помогу, или нет?
– Чем могу быть полезна? – как можно, спокойнее, спросила я детину.
– Доктор, помогите, болит! – только и смог выдавить из себя молодой человек.
Ему было лет тридцать на вид, но во всём его облике прослеживалось что-то озорное, детское, а тут зуб покоя не даёт, и он чуть не плачет от такой неожиданно подступной боли. Он к такому не привык. Разве можно к такому привыкнуть? Целую ночь глаз не сомкнул и, поэтому он, такой огромный, выглядел сейчас таким совершенно беспомощным, беззащитным, таким несчастным.
– Будьте добры, подождите, пожалуйста, в коридоре. Я закончу эту работу, пациент освободит кресло, и я вас заберу в первую очередь, хорошо?
– Да, – только и смог простонать мой вошедший великан, и, с гримасой нестерпимой боли на лице, покинул кабинет, уже тихонько прикрыв за собой дверь.
Сбой в работе, это – непредсказуемо, и, в то же время – обычное дело. Он всегда возникает неожиданно, но, как правило, всегда приводит к ссорам с пациентами, если во время не принять никаких мер предосторожности.
Вот и сейчас я услышала за дверью недовольные возгласы пациентки, до этого спокойно ожидавшей своей очереди на приём ко мне.
– Вы – нахал! – возмущённо кричала женщина. – Мне – на работу надо, я спешу, а вы нагло, без очереди, прётесь!
– Так у меня ж болит! – так же, возмущённо-виновато, оправдывался парень.
– У всех болит! И у меня тоже болит, но я же терплю и без очереди в кабинет не суюсь! Пойдёте после меня, вам понятно?! Я вас, ни за что, не пропущу!
– Хорошо, хорошо! – стоном ответил молодой человек, пытаясь сменой положения тела унять, действительно, невыносимую боль. Он не шутил, не лукавил, не обманывал, он напрягая все свои внутренние резервы, терпел. Видимо, эта жестокая боль, и правда, не давала ему покоя всю ночь, и он готов был на все тяжкие, лишь бы этот кошмар скорее закончился, боль ослабела хоть чуть – чуть, хоть на миллиметр, хоть на грамм, если её можно как-то измерить.