Принц лукаво улыбнулся мысли: в любой беде есть радость — не предай их всех Светлый Лорд, не пить им с братом из уникальных парных кубков редчайшие вина самой богатой и утонченной коллекции Поднебесного.
Интересно, с кем Светлый Лорд делил радость винопития? — подумал Сиг.
– С кем, с кем! С отцом, конечно, с кем еще!? — буркнул Эндемион.
Сиг посмотрел на брата. Сейчас в свете камина золото левого глаза напоминало темный янтарь, а правый отливал бирюзой, выдавая прямое родство с Сигнорином.
Эндемион раздраженно откинул золотую прядь с лица, Сиг окончательно счел победу своей. В отличие от него, разморенного терпким напитком, Наследник был подавлен. Принц опасливо обошел стороной мысль о причине плохого настроения брата. Не дай Творец скатиться в эту пропасть: вечер будет безнадежно испорчен.
Сигнорин прикрыл глаза, откинувшись на позолоченное кресло. Взгляд скользнул в сторону окна, не останавливаясь на богатом убранстве покоев, где великолепие граничило с вычурностью — он, как и отец, любил роскошь.
Там, за окном, разлилась ночь. Темная, густая, как вино, с терпким ароматом опавших листьев и увядающих цветов. Неожиданно в дверь постучали. Эндемион хитро улыбнулся, а Сигнорин обиженно и недоуменно посмотрел на брата.
— Ваши Сиятельства, вы позволите войти? — мелодичный голос, обманчиво нежный, вызвал приятное покалывание кончиков пальцев.
«Вечер точно испорчен», — промелькнуло в голове Сига.
Эндемион лучезарно улыбнулся, Сигнорин был готов швырнуть в брата кубком — выходит, это он позвал гостью.
— Принц Сигнорин, мое присутствие не испортит вам игры, — лукаво улыбалась внезапная гостья.
Сиг с досадой понял, что не сказанное вслух стало очевидным. Так ли хороша затея с вином, больно эффект от него странный....
— От вина? — Гостья отличалась изумительной красотой даже для эльдарийки: тонкая, как фарфоровая статуэтка, невысокая, удивительно ладная. Ряды густых, угольно-черных кос струились по резным плечам, высокой груди, опускаясь ниже тонкой талии на округлые бедра. Юное лицо с правильными чертами могло бы принадлежать фее, таким нежным оно было. Его украшали темно-синие, индиговые глаза, немного раскосые, напоминающие по форме лепестки лилий.
Можно было решить, что гостья — плод самой очаровательной фантазии, если бы не лукавая улыбка, рассказывающая больше, чем все остальное. «Проклятая темная ветвь», – невольно подумал Сигнорин, следующая его мысль была о муренах.