—Конечно! — легко согласился я. — Если
от Вениамина действительно что-то осталось после близкого контакта
с Опустошителем, могу лишь подивиться его стойкости. Я буду вести
себя с ним корректно.
—Хорошо! Завтра сможешь покинуть
лечебницу и вернуться в академию стражей. Я назначена твоим личным
наблюдающим психиатром, так что периодически буду навещать тебя в
академии. От патрулей ты пока отстранен. Только обычные
занятия.
—То есть как? Знатному запрещено
сражаться с демонами?!
—Если все будет в порядке и твое желание
сохранится, то я дам разрешение на участие в патрулях. Не стоит
торопить события, Ортон.
—Принимаю, — кивнул я
величаво.
Сначала
мне в любом случае следовало поработать над своей силой.
Сеанс
терапии закончился, никакие новые тесты мне давать не стали,
что хорошо. Психологические
исследования меня уже порядком утомили. Я даже начал потихоньку
продумывать план побега, хоть от сотрудничества с местными
правителями отказываться не хотелось. Мой отец служил императору
ассирийскому верой и правдой, как и я сам.
С
наследием Преображенского так
толком разобраться и не удалось. Речь боле менее наладил, но вот
полный доступ к хранящейся в его памяти информации так и не
получил. Лишь когда думал о конкретном объекте, тогда сведения
всплывали с глубин. Словно книги с нужными сведениями
лежали в старом сундуке, который
сначала требовалось отпереть и открыть. Цельной картины
происходящего не складывалось. Например, когда я пытался понять,
что из себя представляет Академия Стражей, выхватывал лишь
отдельные образы. Проще было самому разобраться.
Не буду
исключать возможности незначительного влияния останков духа
Преображенского на мою собственную личность. Переселение души —
тема, покрытая мраком. Всякое возможно.
Я обошел
лечебницу вдоль и поперек, за исключением некоторых закрытых
блоков, но таки не нашел ни
одного толкового места силы. Поток серьезно ослабел, и от медитаций
почти не было толку. Таким образом, мне придется десятки лет
возвращать форму. Да и возвращать — неправильное слово. Форму мне
необходимо строить заново, практически с нуля.
Утром я,
наконец, переоделся из больничной пижамы в костюм адепта.
Преображенский то ли обладал необычным чувством юмора, то ли просто
по жизни был полным слюнтяем.
Изображение панциря улитки и прозвище Слизень говорили, скорее, о
втором варианте. Из того, что я смог выяснить, родители парня
погибли от лап дхарна, и он остро желал отомстить. Вот только с
текущими способностями у него получалось скверно.