– То есть вы знаете больше, чем можете сказать.
– Да, мы знаем много… Но все равно недостаточно.
Официантка принесла рис и бобы. Сью, нахмурившись, принялась за обед.
– Я и о тебе много знаю, Скотти. Ты развелся с Дженис, или, наоборот, она с тобой. Твоя дочь сейчас живет с матерью. Дженис снова вышла замуж. Пять лет ты занимался хорошей, но узко специальной работой в «Кэмпион-Миллер», и это позор, потому что ты – один из самых умных людей, которых я знаю. Не такой умный, как гений-в-инвалидном-кресле, но очень смышленый. Ты мог добиться большего.
– Именно это обычно и писали на моих отчетах: можно было добиться большего. – Ты уже не переживаешь из-за расставания с Дженис? Сью задавала личные вопросы с бесцеремонностью чиновника по переписи населения. Думаю, ей даже в голову не приходило, что она может кого-то обидеть. Поэтому я не обижался.
– В общем, да, – сказал я.
– А девочка? Кейтлин, да? Боже, я помню Дженис беременной. Этот ее огромный живот. Как она пыталась угнать «Фольксваген».
– У нас с Кейт все в порядке.
– Ты все еще любишь свою дочь?
– Да, Сью, я все еще люблю свою дочь.
– Конечно, любишь. Как это похоже на тебя, – она, казалось, была искренне рада.
– Ну, а что у вас? Что нового?
– Ну, – протянула она. – Я живу одна. Кое с кем встречаюсь время от времени, но это не отношения, – Сью опустила глаза и добавила: – Она поэт. Из тех поэтов, которые днем стоят за кассой. Я не могу заставить себя сказать ей, что ФБР уже покопалось в ее прошлом. Она придет в бешенство. В любом случае, она встречается не только со мной. Мы не моногамные. Полиаморные. Чаще всего, каждый сам по себе.
Я поднял стакан.
– За странное время.
– За странное время. Залпом. Кстати, слышала, ты не разговариваешь со своим отцом.
Я чуть не подавился.
– Видела записи ваших телефонных разговоров, – пояснила она. – Он звонит, но беседы длятся не больше тридцати секунд.
– Это вроде состязания, – ответил я. – Кто первым бросит трубку. Но, черт возьми, Сью, это личные звонки.
– Он болен, Скотти.
– И вы мне об этом говорите?
– Да нет, в общем. Об эмфиземе ты знаешь, я думаю. А еще он был у онколога. Рак печени, неизлечимый, с метастазами.
Я положил вилку.
– О, Скотти, – сказала она. – Мне жаль.
– Вы понимаете, что я вас совсем не знаю?
– Конечно, знаешь.
– Знал когда-то давно. И не очень хорошо. Я знал младшего профессора, а не женщину, которая устраивает мое увольнение и прослушивает мой чертов телефон.