– Что он тебе, дорогу, что ли, перешел? Не слушай ее, девушка.
Тетя Лиза включила свет и присела к столу. Оля поднялась с кровати. Женщина осталась возле двери. Деформированное от стирок шерстяное платье сидело на ней как на девочке-переростке. Оля уже догадалась, что это мать Семы, и не знала, как себя вести.
Она смотрела на заглаженные складки на рукавах и отчетливо представляла, как женщина доставала это парадное платье и долго утюжила перед тем, как отправиться на встречу.
– Чего ж ты, Дуськ, пришла и молчишь?
– Садитесь, пожалуйста, – с опозданием предложила Оля. – А вы, тетя Лиза, шли бы к себе.
– Ишь раскомандовалась, когда надо будет, тогда и пойду.
– Выйдите, пожалуйста!
Оля еле сдерживалась, чтобы не закричать. Хозяйка зло рассмеялась, но встала.
– Ладно уж, потолкуйте по-родственному. Только не долго, в одиннадцать часов прошу любить и жаловать. А может, Дуськ, невесту-то в дом уведешь?
– Выйдите немедленно!
Оля рванулась к ней, но с ноги слетел тапок, и она остановилась.
– Что вы, бабы, не надо, – испугалась мать Семы.
Не в силах унять дыхание, Оля не могла выговорить ни слова.
Пытаясь сохранить достоинство, тетя Лиза поджала губы и плавно вышла. Потом уже из коридора Оля услышала: «Учительница для кобелей, мы еще посмотрим…»
Полубосая, она проковыляла к двери, повернула два раза ключ и какое-то время оставалась стоять спиной к комнате.
Потом услышала тихие всхлипывания:
– Что же делать-то, а?
Не знаю, – еле выговорила Оля.
Она присела напротив. Шелковый платок на голове женщины сбился набок, и она не поправляла его. Сидела, зажав ладони между костлявых колен, и вздрагивала.
– Уж ты бы, девушка, сделала что-нибудь, а?
Оля молчала. Она сама собиралась просить. Сама надеялась, что мать может уговорить Сему. А тут оказалось, к ней же и за помощью пришли.
– Вчера заявился, а на лице живого места нет. Зачем ты его так? Вовку-то, его здоровые мужики впятером не одолеют. А мой что, он разве виноват, что таким народился.
Слова вроде бы и упрекали, но звучали как просьба. Видно, голос уже привык оправдываться. И от этого Оле становилось еще хуже. Ну в чем виновата перед ней эта несчастная женщина?
– Он ведь смирный так-то. Разве где на поминках выпьет. А теперь, ровно кот какой, каждую ночь пропадает. Лиза говорит, что бухгалтерша заявить собирается, и сама, чего доброго, заявит, такая ненавистница. Ты бы хоть пожалела.