– А я боялся всю жизнь. Я боялся толпы, я боялся, что меня побьют, я боялся подойти к девушке, я покупал дорогие костюмы, потому что думал, что они защитят меня. Я боялся быть самим собой, я до смерти боялся Забияку, и, если хочешь знать, у меня тоже была моя Большая Ма, которую я предал. Да! Не только у тебя есть Большая Ма – я думаю, Джон, она есть у всех. И вот теперь, когда казалось, что все страхи наконец позади, – этот чертов вулкан!
По лицу Алекса текли слезы. Он в одну секунду успокоился, размяк и говорил теперь с Джоном очень ласково, хотя и с грустью.
– Если честно, Джон, я уже придумал, как мне выйти из игры. И решение, – он вдруг улыбнулся, – так красиво и элегантно, что даже ты не сможешь ничего мне предъявить.
Джон скривился в ответ на эти слова, но Алекс жестом остановил его и продолжил:
– Но это хитрость внешняя – я придумал, как соскочить снаружи. А как соскочить внутри?! У меня уже так было, Джон, ты помнишь? Я сбежал тогда без всяких объяснений – я просто сбежал. И ничего не помнил. Я очнулся и только тогда понял, что сбежал. А сейчас мне в сто раз хуже.
После этих слов Джону впервые за много лет стало страшно.
– Не делай этого, Алекс, подумай еще, не оставляй меня одного, – Джон говорил монотонно, как бы гипнотизируя друга.
– Дело не в тебе, Джон, дело во мне. Я вдруг в один момент понял, что началась моя жизнь. Она началась сразу, без предупреждения, и нет никакой возможности сбежать от нее.
– А как же твои слова, что ты хочешь уйти?
– Это ничего не меняет. Жизнь вошла в меня, и не важно, в деле я или нет. Мне не за что и не за кого больше прятаться. Ответственность, от которой я бегал всю жизнь, настигла меня. Ведь я кто? Я «еврей при губернаторе». Ты всегда был моим «губернатором», с детства – как только я увидел тебя, я сразу захотел спрятаться за твоей спиной и твоими кулаками. Ты был для меня хорошим «губернатором»: ты защищал меня, никогда не унижал, заботился обо мне.
Алекса как будто снова воткнули в розетку – он опять начал заводиться.
– И я знал, что я «еврей», а ты «губернатор». Правила игры были понятны, и, если бы игра продолжалась, я был бы полезен и для тебя, и для себя. Но теперь возникло нечто, что отменяет все правила. Не будет больше ни «еврея», ни «губернатора», а что будет, кто будет, какие будут правила – я не понимаю. И поэтому мне страшно, Джон. Похоже, мне больше не удастся спрятаться за тобой, Джон, мне придется отвечать за себя самому. Господи, как я хочу, чтобы все вдруг кончилось, как страшный сон! Чтобы завтра эти чертовы эксперты отозвали свои прогнозы и все стало по-прежнему…