Рудавин вернулся к столу, потянулся сладко, удобно уселся. И в этот момент раздался телефонный звонок. Петр посмотрел на телефон, и его бросило в жар. На столе лежало три мобильных. Первый – для сотрудников. Второй – для общения с начальством. Третий – для сугубо личных целей. По нему могли позвонить только из Луги…
Он сразу решил, что случилось что-то неприятное. Может быть, Людмила все-таки умудрилась покончить с собой. Мало ли способов? Выпрыгнула из окна, съела острый предмет, удавилась простыней. Только вот – не похоже на нее. Звонок не повторился. Рудавин дрожащими руками набрал номер. Никто не ответил. Значит, действительно что-то серьезное, волнуются, бегают… Петр встал, открыл ящик стола, достал пистолет, переложил его в портфель и быстро вышел…
Охранник подскочил как ужаленный, Петра явно не ждал. Отрапортовал скомкано. Петр не дослушал, пошел в дом. Все окна были целы, значит, не из окна, рассуждал он. Почувствовал, как слегка дрожат руки, чего с ним вовек не случалось, и признался себе: он за тридевять земель прилетел только для того, чтобы узнать и увидеть – что же такое она с собой сделала. Как бы там ни было, он искренне уважал Воскресенскую за ум и почти колдовские способности, с помощью которых она могла бы заманить сотню человек в омут, как гамельнский крысолов. Если эта великолепная женщина решилась на самоубийство, то тем самым она признала свое поражение, сдалась и ушла наконец с дороги Петра, оставив его единовластным властелином этого мира.
Петр шел быстро, охранник едва поспевал за ним. Лихорадочное возбуждение, преследовавшее его все время по пути сюда, достигло своего пика. Он поднялся в комнату Людмилы, распахнул дверь и…
Кровать была пуста, аккуратно заправлена и завалена полевыми цветами. Санитарок долго искать не пришлось. Они сидели за столом в соседней комнате и выглядели бы вполне естественно, будь они живы.
Петр дернул головой, словно пытаясь избежать удара. Но было поздно, удар он уже получил: Людмила обошла его. Обошла коварно, применив совершенно немыслимый маневр. Какой – он пока не мог разгадать. Пока охранник, бледный словно полотно, пытался сказать что-нибудь связное, Петр вспоминал…
– Не было, никого не было, – разобрал он, наконец, рыдающие всхлипы охранника. – Парень только этот убогий, ну который каждый день тут… С косой на поляне…