Действительно, в дверях стоял усатый мужик в тельняшке в состоянии высшей степени кондиции.
– Вам кого, мужики? – произносит сосредоточенно трезвеющий весельчак.
– Я не мужики. Я мужик, понял, очкарик?
– Понял. А чего вам… всем надо?
– Мне бабу мою.
– Тебе бы… ба… бу? – попытался уяснить очкарик.
– Да.
– Ба… бу… бы? – снова уточнил очкарик.
– Это квартира два? – усомнился усатый.
– Два, – ответил очкарик, – а может, три или четыре.
– Ты чё делаешь тут? – вдруг осенило догадкой усатого, – я тея щас раздавлю, как клопа! А… а! Тут ещё двое… Ну, очкарики, держись!
За столом услышали какой-то шум в прихожей, возню. В комнату влетели разбитые очки и лоскут тельняшки, раздался глухой удар на улице: прыг, бряк, брык, кряк, как будто кто-то выронил мешок с отрубями, и в комнату вошёл один из сопровождавших с фингалом под глазом.
– Ничего, не волнуйтесь. Тут какой-то мужик в тельняшке пытался прорваться, мы его в окно выкинули. Этаж-то первый.
– В тельняшке? – испуганно спросила хозяйка.
– Да… был.
– С усами?
– Когда влетел, был с усами. Когда вылетал – не знаю.
– Господи! Так это ж мой му… у… ж!
И хозяйка пулей вылетела на улицу.
Публика медленно трезвела.
Лето. Вдоль по улице, постукивая колёсами, шёл трамвай. На остановке в него влез пьяненький мужик при галстуке и стал исполнять танец Лумба-Мумба с приплясом, продвигаясь в сторону водительской будки.
– Пра… стите, прас… ити. А ты не гуди!!! Пароход гудел, гудел, его и привати… изировы… вали… на запчасти.
Трамвай тронулся, мужик затанцевал в обратную сторону – задом. Со стороны видно было, как профессионально он выделывал кренделя этого витиеватого танца. Наконец, профессионал наступил одной ногой на другую, плюхнулся задом на ребристую поверхность пола и крякнул.
– Ой! как ему больно, – жалостливо простонала сердобольная тетя.
– Ничего. У него задница чугунная, – успокоил её усатый гражданин.
Трамвай шёл, мужик трудно вставал. Вот он встал и снова затанцевал. Впереди светофор. Красный. Трамвай резко тормознул. Мужик пролетел три метра вперёд и смачно долбанул эфиралганом металлическую стенку водительской будки.
– Ии… э… эх! – раздался выдох коллективного соболезнования в трамвае. Мужик обернулся – эфиралган, как у пса.
Трамвай дёрнулся и пошёл. Мужик завис в пространстве, потом принял устойчивое положение на карачках и стал медленно распрямляться, принимая менее устойчивое. Трамвай повернул направо. Мужика понесло в левый ряд и усадило на колени молодой, лет семнадцати, девушке. Её проворная бабушка, сидящая рядом, сладострастно вонзила шпильку мужику в то место, которым он уселся.