– Тогда я тебя не остановила, – вздохнула я, – не смогу остановить и в этот раз. Я помогу тебе, Корнелия, но я тебя не одобряю и не жалею.
– Хорошо быть правой, – кивнула она, – всё знать наперед, всем указывать… Ты когда-нибудь ошибалась, Веста?
– Никогда, – сказала я строго, – иди к себе и еще раз подумай. А я нарву тебе травы, пока не село солнце. Завтра к вечеру она настоится.
– Спасибо, – сказала она со странной усмешкой, шагнула к двери и оттуда уже в тоне приказа добавила, – торопись!
До заката времени у меня оставалось мало. Я надела сапоги, потому что трава Изой растет на болоте, повязала платок от комаров и накинула шаль. Корзинка не понадобилась, для нашего черного дела хватило бы и двух стебельков.
Обходить пьяную компанию на мосту мне было уже некогда. Они по-прежнему распевали песни и никуда не ускакали. На перилах сидел Веторио с лютней, его поддерживал огромный Кови, рыжий Софри плевал в воду, Леман и Аристид развалились прямо на досках, вытянув ноги, с ними были девчонки из прислуги. Было еще тепло и безветренно, и очень торжественно опускалось малиновое солнце к черной гряде леса.
Веторио пел частушки, которые прямо на ходу и сочинял обо всем, что попадалось на глаза. Наконец на глаза ему попалась я, и он не раздумывая, задорным голосом пропел: «Тетка Веста до сих пор невеста!»
Это тонкое наблюдение всех очень развеселило. Раньше никому в замке и в голову не приходило надо мной насмехаться. Слишком особенное у меня было положение: и со слугами, и с хозяевами я была на равных. И мне было слишком много лет. Возможно, это кого-то и раздражало, но все молчали и старались просто меня не замечать. А этот музыкантишка выбился у Леонарда в любимчики и окончательно обнаглел.
Я прошла мимо, никого не замечая, особенно этого шута, который, очевидно, считал себя очень остроумным. Мне хватало своих забот.
«И не старая карга, а просто к шалостям строга» – добавил он мне вслед, и все загоготали.
Тут я уже обернулась, чтобы строго, уничтожающе на него зыркнуть, и чтоб он понял наконец, что так просто ему это не сойдет. И этот рифмоплет, как ни странно, всё осознал за две секунды. Он был не пьян, и улыбка его превратилась в застывшую маску. Остальные по-прежнему смеялись, но уже над нами обоими: злобной старухой и праздным балбесом, ненароком ее раздразнившим.