– Жить хочешь?
– Хочу! – говорю, а чего тут скажешь?
– Открывай! – приказывают. – Не откроешь, расстреляем! – говорят, как в шутку, а там что у них на уме?! Тогда человеческая жизнь ничего не стоила.
Ну, я немного успокоился, понял хоть, за что расстреливать будут! Ха-ха…
Говорю:
– Мне нужна тугая проволока, стальная!
Достали, встали сзади с винтовками, смотрят, что я делаю. Не сразу я сообразил, что тут в чём. Не спеша работаю. А они, как эти – сзади толкутся!
Я:
– Не дышите мне в спину и отойдите подальше, – говорю. – Я так не могу работать!
– Но ты, работник, сейчас ты додышисси у нас! Мы тебя хлопнем, с проволокой стальной, и всё тут табе! Отдышисси! – лаются, а отходят дальше.
– Открыл?
– Открыл! Но они все пальцы мои потом перемазали – отпечатки брали! А потом заставили расписаться. А я говорю:
– Так я же писать не могу!
– Ставь крестик!
– Какой крестик?! – я и вправду не знал, что нужно гдето расписываться! И как расписываться! А они подумали, что я дурака валяю!
В общем, чуть не расстреляли! Ха-ха! Нужен был ещё! Оставили! Потом эти же чекисты опять к нам приехали:
– Богучаров Иосиф?
Я говорю:
– Сами видите, Богучаров Иосиф я! Вы же один раз брали меня!
Один другому говорит:
– Гляди, какой разговорчивый?
Другой:
– Собирайся и поехали!
– Куды?
– На кудыкину гору! Собирайся! Подлец такой! Спра-ашивает он ещё!
А это был 1924 год. Это я запомнил. Мы ещё относились к станице Тишанской! Голод начинался и полная разруха стояла. Все моторы, дизеля, вся техника была собрана со всех хуторов на Бык-гору. Они там стояли и мокли под дождями. Зачем это сделали? Технику всю угробить? А дальше что? И людей?! И вот на горе этой комсомолки собрались, а дождик лупить – страсть! А там же ни одного кустика нет, где спрятаться. И стоять эти комсомолки, мокрые, как курицы, и щщастливые!
– А зачем они на гору залезли?
– А почем я знаю? Комсомольцы! Везде голод, холод, а они гогочут! Зубы скалят! Весело им, понимаешь?! Социализьму они строють! Я вот обратил внимание – каждое время выбирает своих чудаков. Тогда были комсомольцы. Смешные – до упаду! Они ведь никто ничего делать не мог! Только – языком!
– Они были местные?
– Были и местные, и всякие! Их поначалу было мало, но были. – Отец вздохнул. – Там же среди них и Пашаня была, жана моя вторая, с какой я до тюрьмы да и после 12 лет прожил. Уж как она на собрания любила ходить! Медом не корми!.. Да. Комсомольцы и комсомолки! Горлопаны – до упаду! Один гармонист у них был – Иван Пунцов. Да лучше бы он эту гармошку в руки не брал, не мучил её. Рвет меха, тянет изо всех сил, а музыки никакой путевой нету.