В координатах мифа - страница 2

Шрифт
Интервал


вернулись, нас жаждали, ждали и жгли,
и мумии улиц дорогами дней перевив, армады горгулий
уснули в церковной пыли.
Тиары и мантии саваном падают в грязь, икон благооких
за окнами снова не счесть, а мир, от ума не горюя,
сгорает от дрязг, и Солнце упало с Востока…
И мы уже здесь.
Кто с нами пойдет, мы не знаем, не видя живых,
а мертвые очи способны полнеба убить! Мы плачем
дождем, если душами плачете вы, но вряд ли сквозь сон
вы упьетесь лишь кровью рябин.
Мы ваши потомки, убитые вами давно, и общая
ненависть наша должна умереть, как крыса в потемках,
оставшись гуано в земном, которое мы еще вспашем
на зимней заре. И старых царей из могил поднимая на
суд, сдирая кресты с перепачканных кровью гробов,
пусть наши друзья и враги общий крест понесут, гремя
черепами погибших за слово «Любовь».
Когда его вспомнят.

Буколическое

На высоких отрогах серьезного Запада рук, там,
где ходят стадами волы и коровы мыча, мы идем
по дорогам, их камни ругая к утру, и приносим
страданье туда, где надежный причал.
А еще мы привозим надежды без веры в любовь,
а еще в наших стойлах в солому заныкана соль, и
запретную нежность мы дарим, идя на убой, а до
этого стонем и ломом вбиваемся в сон…
На высоких отрогах, где мысли стремятся в Тибет, нам
с шерстистыми яками тесно – до них далеко,
и тропою пологой спешат избавляться от бед те, кто
истину маковым соком дольет в молоко.
А еще мы на Север скалистый пойдем зимовать,
и спокойная старость – бесцельная цель бытия.
А еще мы посеяли истину в Божьих словах и находим
в их зарослях слаще лекарства лишь яд
на высоких отрогах.

Еще раз про Ассоль

На доверчивых далях скалистого Севера дней,
до которых доплыть удается живыми не всем, далеко
не всегда ожидает нас море огней, и других водоемов
на них не увидишь совсем.
А увидишь пустыню и ту́пиков целый базар, и летающий
пух, поседевший, как пепел. Нет, снег. Но на нем
не остынут мечты, просолившись в слезах, даже если им
за… и тебе не до крыльев во сне, вместо них две лопатки
и опыт – горбом – за спиной, и в альбомах столпились
портреты забытых друзей, и тетрадки-палатки с
оглядкой припомнить смешно, и разбились в степи две
кареты, а ты на козе, и на юге оставленном, сытно, темно
и тепло, и побита бессонницей шкура потертых ночей, и
в проклятую старость по пояс воды натекло, и заметно
усохла душа… и еще… – и вообще…