И вскоре новый цикл начался:
Никто бумагу не просил,
И принтер лишь тогда включался,
Когда Онучин уходил…
3
Идиллии очарованье
Внезапный поворот сменил —
На экстренное совещанье
Их всех Арапов пригласил.
Картавя больше, чем обычно,
Он строгим голосом сказал:
«Я вас предупреждаю лично,
Чтоб впредь любой из вас писал
Для предварительной проверки
Сначала всё в черновиках
На забракованных листах!
И, как рачительные клерки,
Печатать можете тогда,
Когда я дам вам разрешенье!
Понятно вам моё внушенье?
Всё, за работу, господа!»
Такой приказ, вполне логичный,
Был для сотрудников не нов…
Но не было у них приличной
Бумаги для черновиков.
Отходы творчества Евстрата
Лежали кучей на столе,
Бумага, в основном, измята,
И он везде запечатлел
Своих пометок закорючки
Или оставил вкривь и вкось
Глубокие, как варикоз,
Следы от шариковой ручки.
На тех листах, с собой борясь,
Роман писал с тоской понятной:
Следы от ручки неопрятной
Ему напоминали грязь.
И вдруг спаситель объявился:
Из дома приносил Жидков
Бумаги множество листов
И с сослуживцами делился.
Его жена была диспетчер
В оптовой фирме, каждый вечер
Она носила для родных
Листы негодных накладных.
4
Борей по-прежнему сидел,
Далёкий от великих дел,
Лишь разовые порученья —
Вот суть его предназначенья.
Он не впервые заменял
Активность праздностью сидячей —
Как душ холодный и горячий
Он словно бы переключал.
Наташа не могла понять:
«Как можно ничего не делать —
При том зарплату получать?» —
«Как мне всё это надоело! —
Стонал Роман. – Но я-то пешка,
Мне всё равно – затишье, спешка,
Работать я готов всегда…
Но что же эти господа?
Страну найдите в целом мире,
Способную себе в ущерб
Ресурс рабочий так транжирить,
Позоря свой державный герб!
И как велик потенциал
Страны, позволившей такое,
Что испытал я поневоле.
То не страна, а идеал!» —
«Мы не умеем экономить,
Нас воспитал социализм…» —
«Тогда я мог себе позволить,
Конец ознакомительного фрагмента.