Эви — не самый терпеливый человек. Она с грохотом ставит чашку на столик и встаёт, чтобы преодолеть разделяющие нас пару шагов. Её горячие пальцы впиваются в мой подбородок и заставляют поднять голову.
— Чего именно ты не хочешь делать?
Я смотрю прямо в её лицо, что делаю вовсе нечасто, и чувство вины обжигает меня с головы до ног.
Её глаза темнеют. Нет, не так. Темнеет один её глаз — ярко-голубой, выразительный и чистый. Второй светел, неподвижен и мёртв, и так будет всегда — из-за меня.
— Не смей так смотреть, — шипит Эви, как злая кошка. — Не тебе меня жалеть. Не тебе! — срывается она на крик, а потом вдруг размахивается и бьёт меня по щеке ладонью.
Мы в ужасе смотрим друг на друга.
Мне не больно — только жарко и губа онемела. Эви прижимает руку к груди. В её глазах появляются слёзы и тут же высыхают. И кажется, то мгновение слабости — всего лишь видение взбудораженного ума.
— Я не стану извиняться, — говорит сестра, вскидывая подбородок. — Я так давно хотела это сделать. Каждый раз, когда ты смотрела на меня взглядом побитой собаки.
— Но это моя вина!
— Замолчи! Я давно простила тебя. Ты не виновата, ты же не специально. Так случилось, и всё. Об этом давно следует позабыть.
— Но...
— Если ты не хочешь слышать меня, значит, ты просто упрямая дурочка!
Она наклоняется ко мне, кладёт руки на плечи, прикасается губами ко лбу. Так, как бы сделала мама, но мне не довелось узнать материнской любви и заботы. У нас с сестрой были няни, но так давно, что уже и не вспомнишь их лиц. Королева Магда, разумеется, в лоб меня ни разу не целовала. Отец иногда трепал по волосам, но я уже и не помню — неправда, прекрасно помню — когда это случилось в последний раз.
Так сложилось, что ко мне уже вечность никто не прикасается. Кресло на колёсах держит других людей на расстоянии, а в житейских нуждах помогает голем. Так что Эви, нависая надо мной, нарушает невидимые, но в силу привычки ставшие незыблемыми границы. Её близость ощущается как что-то неправильное и даже опасное.
Я вырываюсь из её рук. Кресло отъезжает вбок и назад, рукоять ударяется о стену.
Всё, о чём мы говорили, забыто. Я смотрю на Эви, будто никогда прежде её не видела. Невысокая, стройная, с пышными рыжими волосами, заплетёнными в толстую, украшенную разноцветными лентами косу. У неё красивое лицо, живые глаза... глаз. И веснушки, с которыми, как я знаю, она упорно борется, хотя они её совершенно не портят. Эви идёт зелёный цвет. Любимое домашнее платье стало ей немного тесно в груди.