— У тебя красивый смех, — сказал он.
— И только?
— Не только. Ты вообще одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. И сердце у тебя доброе.
— Наглый подхалимаж.
— По-моему, это ошибка — считать красивых женщин изначально злыми. Все как раз наоборот. Просто им слишком часто приходится защищаться.
— Ты говоришь общеизвестные вещи, — заметила я. — Общеизвестно, например, что я красива...
— И добра. Правильно. И умна. А повторение общеизвестных истин... Мир держится на этих самых истинах. Простых и общеизвестных.
— По-твоему, жизнь проста?
— Я этого не говорил. Истины просты, а жизнь как раз сложна именно в силу недостаточного понимания простых истин.
— Парадокс. Получается, что чем проще истина, тем сложнее ее понять.
— Конечно, — охотно согласился он. — А иначе как бы осуществлялось развитие? В основе любого прогресса лежит какой-нибудь завалящий парадокс. Возьмем, к примеру, развитие наших отношений...
— Ну?
— С одной стороны — беседа о смысле жизни, а с другой — очень хочется есть. Мне, во всяком случае.
— Если это намек, — злорадно оживилась я, — то знай, что холодильник у меня пуст и денег тоже нет.
— Ага, — казалось, он услышал именно то, что хотел. — Тогда пойдем.
— Куда?
— К тебе, конечно. Не на лавочке же этой нам обедать. Хотя, если желаешь, можно и на лавочке.
— Я же тебе сказала, что в доме хоть шаром кати.
— Это уже не твоя забота.
Впоследствии ничем иным, кроме как наваждением и кратковременным помешательством рассудка, я не могла объяснить того факта, что мы под ручку отправились прямиком ко мне домой.
А впрочем — к чему лукавить? — был, был у меня и некий интерес к нему, такому симпатичному и загадочному.
Под шушуканье старушек-соседок — в подъезд и на третий этаж. Ключ скрежещет в давно требующем смазки замке. Потерпи, дружок, вот выйду удачно замуж...
Мой синеглазый спутник скидывает в прихожей сандалии и шлепает босыми ногами на кухню к холодильнику.
— Так. Пустой, говоришь. А это что?
Я заглянула через его крепкое плечо и обмерла — мой старый, вечно полупустой холодильник был забит едой до отказа.
— И что тут у нас... — пробормотал Иван и потянул на себя какую—то незнакомую мне кастрюлю.
— Послушай! — мне, наконец, удалось выйти из оцепенения. — Я... я не знаю, откуда это все взялось! Это не мое!
— Бывает, бывает... — он поставил кастрюлю на стол, снял крышку и принюхался.