– Об этом я и спрашиваю тебя. Послушай, папа. Это очень важно.
Лорд Кейтерхэм сделал отчаянную попытку сохранить заинтересованное выражение, не уделяя вопросу дочери ни капли внимания.
– В Йоркшире есть какие-то Тесайгеры, – с долей убежденности сказал он. – И если я не ошибаюсь, Тесайгеры водятся также в Девоншире. Кстати, твоя троюродная тетка Селина была замужем за Тесайгером.
– И какая мне радость с этого? – воскликнула Бандл.
Лорд Кейтерхэм хихикнул.
– Ей с этого особенной радости не было – если я не ошибаюсь, конечно.
– Ты просто невозможен, – заявила девушка, вставая. – Придется разыскать Билла.
– Безусловно, моя дорогая, – молвил отец, рассеянным движением перелистывая страницу. – Безусловно. Обязательно. Всенепременно.
Бандл поднялась на ноги с полным нетерпения вздохом.
– Надо бы вспомнить, что было написано в том письме, – пробормотала она, обращаясь скорее к себе самой. – Я прочла его не слишком внимательно. Там было что-то о шутке… о том, что Семь Циферблатов – вовсе не шутка.
Лорд Кейтерхэм вдруг вынырнул из глубин своего каталога.
– Семь Циферблатов? – переспросил он. – Конечно. Теперь я вспомнил.
– Что ты вспомнил?
– Вспомнил, почему эти слова так знакомы мне. К нам заезжал Джордж Ломакс. Тредвелл единственный раз оплошал и впустил его. Он проезжал мимо по пути в город. Оказалось, что у него на той неделе запланирована какая-то политическая встреча, и он получил некое предупреждающее письмо.
– Что ты имеешь в виду под этими словами?
– По правде сказать, не знаю. Он не входил в детали. Ну то есть там было сказано «берегись», и «неприятности рядом», и все такое. Однако написано было это письмо от имени Семи Циферблатов – я четко помню, что именно так он и сказал. Он ехал в город, чтобы проконсультироваться в Скотланд-Ярде. Ты знакома с Джорджем?
Бандл кивнула. Она была достаточно хорошо знакома с этим вдохновенным слугой народа, членом кабинета министров, Джорджем Ломаксом, постоянным заместителем государственного министра иностранных дел Его Величества, досаждавшего многим своей не знающей времени привычкой цитировать собственные официальные речи в приватной обстановке. За выкаченные глаза многие – в том числе Билл Эверсли – называли его Морским Окунем.
– Скажи мне, – начала девушка, – Окунь был заинтересован в смерти Джеральда Уэйда?