С этими мыслями я коснулась проклятого шара, застывшего в воздухе.
Вопреки ожиданиям, никакая лавина чувств меня не накрыла. Поверхность драгоценного камня была холодной - не нагретой руками других девушек, а словно мёртвой. В первые мгновения. А потом я подумала, что какое-то тепло в ней всё же есть.
Жмуриться или мысленно сбегать я не собиралась. Я была зла, раздражена - и посмотрела прямо в жестокие глаза драконьего вестника.
Смотрела, пока под моей рукой не загорелся свет.
Зеленоватое свечение ворвалось в сознание, как чей-нибудь голос сквозь сон.
Я перевела взгляд на руку - и отшатнулась.
Сфере это не помешало. Она продолжала гореть, переливаться, в ней клубился дым. Зелёный, как болотная ряска, даже хуже - какой-то тошнотворный, кислотный, неестественный!
Я не могу сказать, что почувствовала.
Не помню.
Знаю, что стояла на месте, и где-то на краю разума колотилась мысль: этого не могло случиться.
Не со мной.
Нет!
Оглянувшись, я увидела лицо матери. Её руку, прикрывавшую рот. Широкие глаза отца. Брата и сестру - Крис, ещё слишком маленький для серьёзных действий, поражённо моргал, а Мариса пятилась. И её лицо исказила такая искренняя обида, что захотелось протереть глаза.
- Вот видите, - произнёс драконий вестник. - Ради этого я и следую законам. Могла произойти ужасная ошибка: леди Илину отдали бы в жёны человеку. Она никогда бы не прославила ваш род и не принесла бы вам богатства.
Он говорил - говорил что-то ещё такое же невозможно дикое! А я не могла слушать.
Каждые три-четыре года сотни девушек хотят стать невестами драконов, но… шанс почти ничтожен. И если бы он прибыл всего на день позже, я бы…
Я обернулась к Эдеру - абсолютно бледному, тяжело дышавшему и впившегося рукой в белый ворот, словно тот его душил.
- Это неправильно. Я вышла за…
- Слава великим драконам! - первой воскликнула, перебив меня, мать.
И зал подхватил:
- Слава великим драконам!
В этот раз они не ждали слов отца. Но я поняла, почему, лишь взглянув на него - потому что он приложил руку к груди и опустился на колено.
А следом на колено опустился и Эдер. И больше на меня не смотрел.
В других взглядах не было ни злости, ни поддержки. Из всего-всего зала только старый Найтер сжал губы с болью и нескрываемой горечью. Он же оказался последним, кто спросил меня, за кого я хочу выйти замуж.