Часа через полтора я кое-как выбрался из этого «Дна» и через ямы, рытвины, лужи и грязь побрел к своему дому, не зная, что даже там, в стенах, где родился и вырос, никто меня не ждет. Как изгоя, вечного скитальца, которого везде – и в ссылке, и по возвращении оттуда – ждут только штыки, картечь и оскорбления.
Наш дом, как и весь квартал улицы Безымянная (ныне им. Саида Бадуева), представлял серое, жалкое, сиротливое зрелище. Обветшал, накренился, как полуподвал: потрескавшиеся стены, разбитая крыша. Было видно, что все 13 с лишним лет «варяги», которые жили в нем, и не думали обустраиваться тут по-человечески. Знали, вероятно, что мы, хозяева дома, вернемся все равно.
– Что надо!? – вышла навстречу мне женщина. Это была Надежда Шифман. Она жила в нем еще с тех пор, как отец купил этот небольшой дом в 1938 году. Бывшие хозяева владения, чеченцы, попросили нас оставить одинокую женщину квартировать. И вот теперь наша квартирантка гонит меня на правах хозяйки.
– Я тут жил, – только и нашелся я ответить.
– Ишь ты, жил он тут! – она как будто не понимала, кто перед ней. – Проваливай, пока милицию не вызвала.
– Хоть посмотреть можно?
– Нельзя…
Я перешел на другую сторону улицы. Сел на камень. И стал ждать, когда женщина скроется из виду, чтобы наглядеться вдоволь на «хижину дяди Тома», как мы с сестрами называли отчий дом.
Ждать мне пришлось долго. Без малого – сорок пять лет! Только в конце восьмидесятых выкупил у «родственника» той «квартирантки» обитель, которую построил для меня мой отец. Выложил неплохие по тем временам деньги. Выстроил новый дом – небольшой, но терпимый для жилья. Но не прожил здесь и пяти лет – явились новые сатанисты, подобные, если не хуже, ермоловцам и сталинистам. Опять разграбили, разрушили. И я – снова изгой. Но уже не один, а с семьей. И в столице России.
Вот такие они, круги чеченского ада!
Надежду Шифман и ее «Проваливай!» я вспомнил в январе 1995 года, когда на пути в Москву, у города Буденновска, меня остановил «казачок», без сути таковой, а попросту – мент. Спросил, как тот милиционер, что первым встретил меня на грозненском вокзале полвека назад: кто ты (именно на «ты», хотя по возрасту он мне во внуки годится), откуда, зачем и куда?
– Бежим! Бежим от вас! И к вам! – гневно ответил я.
Убедившись, что я не боевик, а старик, истерзанный злым роком, он с желчью, присущей только бездушным и безмозглым животным, выдал: