Кён замедлил сердцебиение до 25-ти ударов в минуту. Торопливо
«залатал» порванные сосуды, останавливая внутреннее кровотечение,
направил все белки и энергию из недавно съеденной колбасы на
заживление самых опасных травм. Изолировал поврежденную почку, влив
в неё часть Синергии, чтобы та не атрофировалась и не утратила свою
функцию – потом восстановит. Теперь он, по крайней мере, сможет
продержаться какое-то время.
Его невообразимое желание жить поражало сами небеса, от чего они
покрылись грозовыми тучами, пустили слёзы, омывая тело.
Время неумолимо двигалось вперёд, приближалось раннее утро. В
меру холодный дождь оказался кстати, позволив наполнить рот водой и
насытить иссушенный организм жизненно необходимой влагой.
Как только искалеченного, едва живого Кёна заметит кто-то из
прислуги, - его наверняка выбросят в выгребную яму, откуда он точно
не выберется. Поэтому он, собрав всю силу воли, медленно,
осторожно, аккуратными щадящими движениями пополз к стене, не забыв
схватить ртом лежащий неподалёку звукопередатчик, выпавший из
кармана.
Место, в котором он примостился мёртвым грузом, надёжно сокрыто
густыми зарослями кустов, совсем неподалёку вымощенная камнями
дорожка, чуть поодаль лавочка.
Если какому-нибудь садовнику взбредет в голову обойти живую
изгородь сзади, чтобы подстричь, его тут же обнаружат. Хотя вряд ли
здесь каждодневно занимаются ощипыванием кустарников.
Утром в парк наведались первые слуги. Никаких следов крови они
не заметили, ведь уже закончившийся дождь всё смыл, зато они
обнаружили некоторые подозрительные элементы черной одежды,
почему-то валяющиеся у стены, унесли куда-то.
Слуги приступили к своей работе, даже не подозревая, что за
ближайшими кустами валяется в позе изломанной звезды полуживой
человек.
Весь день пролетел в мгновение ока – наступил вечер, ночь и
вновь утро. Кён отчаянно нуждался в энергии. Все питательные
вещества съеденной колбасы исчерпались, восстановление пошло на
убыль.
Кён подвинул голову к звукопередатчику и языком набрал частоту
Марины.
К счастью, девушка все же соблаговолила ответить. С трудом
разобрала, что он ей там хрипел своим шепелявым, еле слышимым
голосом – если бы не узнала его частоту, то и вовсе бы не
догадалась, кто ей звонит.
Повинуясь мольбе парня, она взяла еды и воды, одна, никому не
сказав, прокралась в угол территории и, воровато оглядываясь,
сделала вид, что выронила что-то. Под сим «благовидным» предлогом –
Кён невольно поморщился от её фальшиво-нервного «Ах, к-какая я
неловкая!» - она полезла в кусты и едва не взвизгнула, в этот раз
на порядок натуральнее.