– Они говорят по-польски, вот послушайте.
– Это не польский, а украинский говор. Украинцы столетиями жили рядом с поляками. Поэтому ты их понимаешь. Когда ты только родилась, Сталин захватил часть польских земель и разделил с Гитлером Польшу. Эти украинцы не католики, как мы, а православные, но Господь у нас един, – высказалась монашка.
– Но если хорошо слушать, то можно понять, что они говорят, – ответила настырная Роза. —А когда нас уже выпустят из вагона?
– За нами должны приехать из приюта. А пока сидите тихо.
Наконец двери теплушки раздвинулись и строгий мужской голос скомандовал:
– Выходи по одному. Строиться…
Девочки послушно спустились на деревянную платформу и неловко построились в шеренгу, кто как.
– Вас не учили строиться по росту? – спросил офицер. Ему никто не ответил, потому что не знали языка, на котором была команда. Человек грубо схватил старших девочек, которые были повыше ростом и поставил их впереди колонны, затем оглядев всех остальных, сказал:
– Ну ладно, сойдет и так.
Затем обратился к монашке:
– Где списки прибывших?
Монашка молча подала офицеру листок бумаги.
– Я сейчас буду называть фамилии, а вы будете отвечать коротко: «Я!». Вам ясно?
Перекличка немного затянулась, так как офицер с трудом читал латинские буквы, путаясь в произношении. Не услышав или не поняв свою фамилию, девочки в строю молчали. Тогда офицер, повысив голос, дважды или трижды называл фамилию, с разным ударением. Дойдя до фамилии Марыси, офицер сказал:
– Закон военного времени. Строго, но справедливо.
– Она только хотела набрать воды, – заикнулась Роза.
– Говори нормальным языком, – перебил ее офицер. – Я директор вашего приюта, главный и безоговорочный командир. Хотите быть понятыми – учите русский язык. А теперь кругом! Шагом марш вон к тем телегам. Садитесь по шесть человек, чтобы можно было считать. И не забывайте: шаг вправо, шаг влево – побег. Я буду стрелять. Всем ясно?
Дети молча потянулись к телегам, усаживаясь поудобнее, положив свои нехитрые вещички себе на колени. Стало понятно, что 11 дней, проведенные в теплушке с монахиней Софьей, были самыми счастливыми днями в их коротких жизнях.
Но дети есть дети. И даже в этой жестокой ситуации они находили маленькие детские радости. То снегири на таявшем снегу, то ошалелый зайчишка, выбежавший из рощицы, то лай собак, – все то, что давно было забыто и выпало из памяти, возвращалось на место. Их удивляло все. И мазанки-хатки с плетнями вокруг дворов, и украинский говор людей, попадавшихся навстречу, и их одежды, и крестные знамения справа налево. Звон церковного колокола, редкие монахи в черных ризах и огромный каменный свод, который принял маленьких беглянок в свои объятья. Шесть телег въехали под мрачные своды и остановились посреди монастырского двора.