Дед, осторожно высвобождаясь от тела Ивана, взял в руки лопату, скорбно проговорил:
– Эх, Лёня, не видели вы меня столько лет, и не было у вас хлопот. Выходит, что беда за мной так и ходит по пятам. Я только несчастья в дом приношу. Прости меня, сынок! Вот похороню Ваню, и завтра же уеду, пока ещё чего не случилось. Не имею права я находиться с вами рядом. Не достоин я этого счастья. Как ты только что убедился, что мой друг был зэком и сам я из их числа. Вот, отдам сейчас свой долг и освобожу честных и порядочных людей. У каждого человека есть своё место на этой земле – так распорядился сам Господь. А место моё там, где приютила меня такая же сирота, как и я. И благодарен я ей за это от всего сердца – знаю, ей я всегда нужен.
Лёнька слушал деда, откидывал лопатой землю, пытался подобрать хорошие слова для него:
– Ты не прав, дедушка. Ты нужен и мне, и папе, и моей сестре, и маме моей. Вон как мы все обрадовались, когда ты к нам приехал! Ты для нас самый родной и друг у тебя был хороший. Когда – нибудь мы поставим ему памятник, а эту сопку назовём Бучиной горой.
Степан отложил лопату в сторону, подошёл к внуку, прижал к себе и стал гладить мокрые его волосы от быстрого бега.
Так они стояли минуту, другую; Лёнька и его дед – такие близкие и родные люди, нашедшие друг друга через много лет здесь, в местах Забайкалья.
Степан посмотрел на верхушки сосен, произнёс:
– Пусть памятником ему будет эта высокая сосна и никто, кроме нас с тобой не будет знать о его могилке…
Земля копалась легко. Влажный песок поддавался лопатам, а иногда Лёнька вместе с дедом руками вычерпывали песок, что – бы дело шло быстрее.
Расстелив простынку возле вырытой ямы, Лёнька отошёл в сторону, что – бы дать деду сделать последнее – завернуть тело в простынь. Дед снял с Вани одежду, вытер ею друга, завернул в простынь, как младенца – с головой конвертиком и бережно скатил Ваню в могилку.
Лёнька стоял и смотрел – помогать деду не решился, для него это было совсем непонятным, и совсем не радостным событием.
Могилу засыпали землёй, пригладили лопатами, а вот холмик делать не стали. На сосне Лёнькин дед вырезал аккуратно ножом, от которого умер его друг, крест. Вырезал имя, обозначил дату смерти на коре и сказал:
– Давай, Лёня, помолчим минуту в честь памяти этого человека, он был совсем одиноким.