Избранное - страница 10

Шрифт
Интервал
В горячечной, нестойкой тишине
та давняя, не нынешняя мама
является, печальная, ко мне.
Могу ли я назвать тебя старушкой,
когда в лихую пору, в забытьи
всплывают над измятою подушкой
глаза, которым нет и тридцати…

Весть о победе

Мальчишку распирает весть
и не даёт ему покоя.
Какая радостная честь –
нести известие такое!
Весть колокольцем бьётся в нём.
Он всем готов её поведать.
И он стучится в каждый дом:
«Победа! Слышите? Победа!»
И льются семьи из ворот –
в улыбки, слёзы и объятья.
И возникает хоровод
из обновлённых лиц и платьев.
И появляются на свет
прибережённые сквозь годы
юбчонки под весенний цвет
и туфли довоенной моды….
И через праздничный содом –
ликующий мальчишка малый.
Как будто он, как будто он
устроил праздник небывалый!

Плач

Не горек плач от детских неудач.
Светла, нетяжела слеза при встрече.
Но страшно слышать
женский громкий плач,
когда от слёз и голоса – не легче.
Когда не отогнать кошмара сна.
Когда уже нельзя переиначить…
Так плакать
может женщина одна.
Я с детских лет страшусь такого плача.
И слышу до сих пор издалека.
И женщина в снегу, полураздета.
И нервно сотрясается рука,
зажавшая армейскую газету…

Земля

Пассажирский салон.
А за тонкой обшивкой
сквозь прозрачность сентябрьскую
атмосферы
незнакомо-знакомо,
пестро и обширно
проступает Земля.
В капиллярах и нервах.
И молчит.
И морями глядит настороженно.
И огромно, и мудро
что-то решает.
И вздуваются горные цепи, похожие
на извилины мозга
больших полушарий.

«Вершатся дерзкие дела…»

Памяти Владимира КОМАРОВА

Вершатся дерзкие дела.
Но нет гарантий от несчастья…
Вот сына возвратит Земля
в свои смертельные объятья.
И миллионно вспыхнет крик.
Планета заскорбит по-русски.
И чьё-то сердце в этот миг
не выдержало перегрузки.
И чей-то плач.
И чей-то стон.
Как трудно эту ночь осилить!
И медленно восходит он
над опечаленной Россией…
И сквозь бессонницу скорбей,
став за ночь собранней и строже,
дорогу выберут себе
мальчишки –
взлёт его продолжить…

«Земля во власти ожиданья чуда…»

Земля во власти ожиданья чуда.
И странно,
и кощунственно почти,
что посреди предпраздничного гуда
лежит больной.
Его нельзя спасти.
Что кто-то погибает на заданье.
Что кто-то под колёса попадёт.
И что под чьи-то горькие рыданья
божественно приходит
Новый год.

Сердце

Неудержим, как горная река,
он времени не знал в себя вглядеться.
И, почитай, почти до сорока,
смеялся он:
Следующая страница