– Кернц, Ада, Мертин… – вздохнула полушепотом она. – Почему вы
не справились? Почему вы оставили меня совсем одну здесь?
Нэл говорила тихо, но в пронзительном безмолвии ночного дворца
даже шепот расходился эхом. Я заговорить больше не пытался. Очень
сомневаюсь, что Нэл сейчас в себе и адекватно воспринимает
происходящее. У великой магички лунатизм?
– Паран, где твоя яркая улыбка? Тоти, почему ты не зовешь меня?
– продолжала шептать Нэл.
Она перечислила одиннадцать имен. Наверное это другие ученики
Азарда. Несостоявшиеся маги, которые изображены на картине. Девушка
замолчала и обернулась так резко, что я не заметил движения.
Скример, блин! Я аж чуть не свалился назад. Она видит меня в этой
темноте? Ну, конечно, видит. Она же древняя волшебница мать ее.
– Я не хотел выходить из…
– Уходи. – оборвала меня Нэл без гнева или осуждения.
– Не уверен, что дойду обратно сам. Там было очень темно. Нэл,
я…
– Тебе нужно уйти. – уже громче произнесла она. – В этом месте
живет чудовище. Скоро оно проснется.
– Ага… – выдохнул я. – Ну замечательно, но дойти до комнаты мне
этот факт не поможет. Он мотивирует. Тут не поспоришь. Однако
дорогу от этого я лучше знать не стал. И темнота все еще…
– Я не могу уйти отсюда. Я должна его сдерживать. Тебе нужно
уходить. Слышишь? Скоро начнется.
Нэл похоже вообще меня не слушала или не понимала. Вот от этого
факта мне стало очень даже не по себе. Находится рядом с
неадекватной магичкой, способной взглядом стереть тебя в пыль,
вредно для здоровья. Это конечно пока только лишь моя гипотеза, но
проверять её на практике вообще не хочется. Надо валить. И я начал
аккуратно пятиться назад. Нэл снова мгновенно обернулась. Она будто
жидкость перетекла в другую позу. А тишину дворца нарушило… Честно,
я не знаю как описать этот звук. Он как те самые любимые монстры
Лавкрафта. Но если все же постараться описать этот звук, он
одновременно напоминал шёпот, музыку, хрипы и падение чайного
сервиза из окна. Какофония. Но в этом странном хаосе можно было
уловить подобие мелодии. Я слышал не просто случайный набор звуков,
а особого рода сигнал, в котором смысл передавался не словами, но
был отчётливо понятен. Не надо переводить разъярённый рёв медведя.
Жалобное мяуканье голодного котёнка тоже не нуждается в словаре или
даре стратега. Но звук, наполнивший Дворец Дэвов, нёс в себе
гораздо больше смыслов. Это был торжественный трубный глас,
возвещающий приближение чего-то Великого. Одновременно это была
угроза, сулящая смерть и бесконечные страдания. Но вместе с тем то
был манящий зов, сладкий словно жаркая, страстная любовь.