– Ни к чему тебе моя фамилия, а отчество, раз надо по отчеству – у нас не дают, откуда мы. Пришел, кстати, с подругой тут был, она тоже, – в тумане появилось женское лицо в длинной под стать шалью, спадавшей на крупной вязки акриловый свитер, в отличие от красочных недавних переживаний повседневно буднично угадывался потрескавшейся непонятно с чего слегка интригующий, – потолок палаты. Был однажды в больнице с подозрением, а еще один раз, но там меньше недели было – предполагали вообще, симптомы страшные должны быть, у него – ничего, оказалось точно в анекдоте.
Смеяться. Опять летаю, – тяжко подумал. Голова болела поменьше, но пошевелиться так и не получилась. – И зачем рассуждать? Разве недостаточно, просто можем делать друг друга счастливыми. Я и подруги дней, бабушки и внучата, президент и российский народ. Что за ерепень в процессе сменяющих наплывом недавние терзания будней, – надо нацеливаться на прибыльные заработки, искать подходы к нужным людям, а все о жизни простых людей, приватизации грабительской, подлости и лицемерии вокруг, жертва объективной информации прямо. Но да, – загорелся, – о негативных чертах характера людей, взаимозависимости своеволия, единоначалия и дисбаланса морфогенеза!
– Ты такой так, – пошутил, пародируя эмоции, даже не слова, такое, бей, прыгай. Не принимал, когда его звали непримиримым, вообще не оправдывал ярлыки, это всему свой коленкор. Не восхищаться, и ненавидеть поддерживающую коммуникацию для него было чем-то свойским, точно те катания, или черничная гулянка, на которой одна из первых на первой впервые показала ему, что не только в фильмах для взрослых, как называл такое один родственник, бывают прихотливые девушки и великие бездны влечения. Да и та, не говоря о ней, или вот той, не для сравнения. Та. Немного утомили антитезы, но была сильна искусная паника, неудобно было. Похож обездвиженный должен быть на Тутанхамона, лирично. Иногда, подчас сам с таинственным замиранием перед загадкой, чаще и весьма придирчиво с призрением к слабостям – оценивал выражения и переживал, вот низко пал. Что с ним произошло за два года, что бросил обучение, никто не сможет пояснить. Возможно, правы, точно родственники, кто винит его «этих», «опять эта твоя звонила. Зачем бросил? Че совсем? Передай той ходить в панталонах, в нижнем белье в обтяжку по Москве – именно развратно. Она что же, приглашает всех к себе, в себя ха-ха, это грустный, маленький, смех», – на учебе появиться разве, хоть днем этого не будет, переживал, пытаясь включиться. А так и останется теперь он, – представим, что надолго, и говорить не получается, тот визитер, так не хотел чтобы рассказал что видел – был не в себе, а где, пойдут вопросы, начнутся бесполезные толки по-латински герои и названия нехороших болезней. Зачем не по-русски? Когда же ты замолчишь, уже перебил сам себя про себя также, не пожалев – будет тебе, давай потупим, или подумаем о чем-нибудь отвлеченно. О чем? О девушках, знакомых милашках в юбках, готовых зайти далеко, так говорит родственник тот в своих знаменитых байках о служебных романах у них, на филиале. Представители старшего поколения семьи через раз переговаривались, просто придумывает, такого вчерашние советские служащие не могут делать, тот уверял, и в пятидесятые было, не у них, его вроде еще не было, а может и был, он не знал, конечно, а скажи кто, вряд ли запомнил надолго. Иди туда, хорошо? И до кольца не один, а там почти дома. Ты молод, напористый, подскажут рядом, все там знает, пристроишься за нечего взамен, еще и его перетянешь, он всем, видел, знаком у них. Его и зовут только полным именем, даже молодежь – покажет тебя кому, пометка в деле надолго. Почему не хочешь, – Секст уезжает, по новью пьют.