– Это что, крайне плохая шутка? – оторвав взгляд от баночки,
посмотрел женщине в глаза.
– Нет, малыш, просто непривычная для тебя реальность, – ответила
та. – Тебя проводят в комнату. Потом принесут ноутбук с доступом в
интернет. Завтра после обеда поговорим ещё раз, более серьезно и
более обстоятельно.
Двери снова открылись, впуская моих сопровождающих.
– И да, – окликнула меня Филипа, когда я встал. – С анализами не
затягивай. Если до шести часов не передашь баночку охране, тебе
помогут уже насильно. Не хотелось бы до такого доводить, поэтому
полагаюсь на твою благоразумность. Можешь идти.
– Биологический материал… – сквозь зубы пробормотал я, когда
дверь в мою камеру захлопнулась. – Благоразумие?! А в жопу ты пойти
не хочешь, с-ска…
Со всей силы сжав пальцами переданную мне баночку для анализов,
от чего пластик начал потихоньку гнуться, выругался, но после начал
медленно приходить в себя. Возвращать здравомыслие, хотя бы
относительно холодную голову. Хватка тоже ослабевала, подобно тому,
как гнев отходил на задний план, медленно затихая, преобразовываясь
в недовольство и затаившуюся иррациональную злобу.
– Нельзя бузить. Крушить и истерить тоже вариант из худших, –
пробормотав эти простые истины себе под нос, я посмотрел на
закреплённую под потолком камеру. Она же немигающе глядела в ответ.
– Не надо себя вести как баба, а то потеряю остатки уважения к
собственной персоне со стороны местных. Хотя было ли оно
изначально, уважение это? Хотя по словам Филиппы, я и так себя веду
слишком женственно, хе-хе…
Медленно подойдя к дивану, я вымотано на него рухнул, небрежно
швырнув баночку на низкий, рядом стоящий столик. Вообще за ним мне
зачастую приходилось обедать или ужинать, но сейчас было не до
этики или вопросов личной гигиены. Решались вещи многим и многим
важнее, пусть даже и касалось все это лишь меня одного.
– Биологический материал, – снова смерив банку протяжным
взглядом, тяжело вздохнул. – Это же не кровь, да? Ее из меня и так
уже почти литр выкачали за все проведенные здесь дни. Значит спе…
кхм, семя.
Блуждающий по комнатушке взор снова упёрся в камеру, после
перекочевал в сторону вмурованных в стену часов. Они показывали
половину двенадцатого. Вообще забавная штука, банальный часовой
механизм с тремя стрелочками, но в стене. Ещё и за стеклом столь
толстым, что боюсь, даже с помощью столика не смогу их разбить. Тем
более ножки сей части интерьера тоже были намертво прикручены к
полу, я это ещё в первый день невольно проверил. Впрочем, все это
мелочи. Намного больше меня волновал факт того, что биологический
материал придется добывать… можно сказать, под свет софитов и на
всеобщем обозрении. Это, мягко скажем, смущает. Очень сильно
смущает. Да и, если совсем честно, после пережитого нервного
напряжения, мой маленький друг не спешил проявлять хоть какую-либо
активность. Даже когда весьма симпатичные особы в белых халатах
всюду трогали да щупали, все было глухо и уныло. Буквальное
отражение моего мертвого внутреннего мира и тонкой, в хлам
порушенной душевной организации.