– Как там твой ВИП-пациент? – с напускным безразличием спросил Митрич.
– Пока мой! – отшутился Робинталь устало. – Наливай, старый алкаш!
– Пили мы, мне спирт в аорту проникал.
Я весь путь к аэропорту проикал.
К трапу я, а сзади в спину будто лай:
«На кого ты нас покинул, Николай?» —
Напевал с хитрым прищуром Митрич.
– Ну что, принёс?
– Да, – сухо ответил Робинталь и положил перед Митричем нечто, похожее на вырванный с волосяной луковицей крупный конский волос. – Но учти, потомок Кулибина… Ежели кто про всё это прознает, – начал он, – нам обоим крышка! Нам этого не простят, друг мой!
– Не дрейфь, лепила! – оборвал его Митрич, и в глазах его появился озорной блеск. – Волков бояться – в лес не ходить!
– Ну Митрич, ну авантюрист, втянул же ты меня в историю… – Робинталь устало опустился на стул. – Пронюхают – нам же не жить! Обоим!
– Да не дрейфь ты! Мёртвые сраму не имут! – мрачно пошутил Митрич. – Это я тебе как профессионал говорю. Послушай-ка лучше, какое я намедни накропал стихотворение:
Ночь. Тишина. Двое на крыше…
Под лунную дрожь затевают недоброе.
Всё медленней шаг, я ступаю всё тише
В предчувствии действа неблагородного
Мешок на перилах – все коты разбежались,
Покинули крышу, знать, чуют беду.
Лишь в лужах ночных силуэты дрожали,
Они с отраженьем своём не в ладу.
Паденье… Дыханье на миг перекрылось,
Я робко к предмету тому подхожу.
Мешок как мешок. Только сердце забилось:
Сейчас я узнаю… Сейчас погляжу…
Открыл. Развязал. А что делать – не знаю.
Стою под дождём вопросительным знаком.
Души людские в мешке том рыдают
«В сетке конвульсий» – (по Пастернаку).
Бульдозера траки бездушную плоть
В землю вдавили под пляски плебеев.
Крысиное пиршество вновь настаёт.
Время пришло – час пробил злодея.
И толстые твари роятся, ликуют,
Конец ознакомительного фрагмента.