Так появился вопрос «Что это?». А вот что: ночь, снег, сладкий и холодный февраль, именно за те дни и ночи Севиюс готов отдать все, что у него есть, все то, чем он больше всего дорожит. Нужно учесть то, что только он мог дорожить этим, имя которому «ничего», а по – поводу не сделаешь, узнаем позже.
Нет ничего в телевизоре кроме помех, уже почти год ничего в телевизоре нет, кроме помех, гниющих мозгов и белых пятен с черной тенью.
– Какой сегодня день? – спрашивал он себя. – Какое сегодня число? День, число, ночь, день, ночь, число, год, сон, бред. Стоп.
– Тише, тише, – хрипел он в свой адрес. – Услышат, не поймут, хотя кто слушать-то будет, кому это надо, никто не примет меня всерьез. Интересно знать чье лицо не станет покрывать маска жалости, которая так опротивела мне, заставила все-таки добилась своего, натянула на лицо маску ненависти. Да, осталась только она, один на один, ненависть к ним, туда, для тех, кто врал, пусть нехотя, но врал, даже если для того, чтобы сделать мне лучше. Так спасибо же, мне стало лучше. Я знаю все, просто я никого не виню, просто знаю и все. Так вышло, так получилось, никто чтобы судить, никто чтобы винить, но ненавидеть, ненавидеть мне можно, это единственное на что я теперь способен. Помню, мне даже говорили: «Оставь, прости всех кого можно еще простить, прости им себя, Бог рассудит». А у меня нет середины, что делать теперь с этим, нет у меня этого золота в кармане, я или плюс или минус. Раз Бог рассудит, так пусть делает это скорее, а то впечатление у меня создается, что он только рассуждать и умеет, с нами невесть что, и невесть как, а он все рассуждает. Да, рад одному, еще недолго и зачем не понимаю вообще, каяться в грехах, если Бог все равно простит. За покаянием далеко не ходят, храм он же рождается и живет с тобою вместе, он же в тебе самом. Жаль, что Бог способен только прощать, жаль, что не выслушивает на прощанье. Видимо заслужено это уродство по всем параметрам, видимо кто-то что-то не додумал, кто-то что-то не дописал.
С этими мыслями, он бросил в чашку кофе тлеющую сигарету и злостно проговорил:
– Это твое, пей и пей молча, еще дышащая тварь.
Так, прикусив зубами чашку, он залил в себя горячее кофе крупными обжигающими глотками и свалился на стол, скрестив на нем руки, теперь он вне сознания.