Меломания - страница 15

Кто-то начал собирать игроков у себя. Создал собственный мир, полный зла, хаоса и боли. Да, были такие люди, которые добровольно шли туда, но они не из нашего числа. Другие. Пришлые. Те, кто не видел и не знал настоявшей боли и смерти, невозможности смерти, невозможности уйти вновь из этого мира. Те, кого с детства окружала тепло и ласка, но пресытившись ей, они хотели убивать, погружаться в тьму, не понимая того, что творят.

Борьба с ними не имела смысла. Приходилось блокировать их внутри собственного сознания и в сети, чтобы исключить разрастание. Перебесившись, переспав с кем только можно, мы хотели создать что-то новое, и тогда некоторое группы людей приняли решение уединиться. Они находили друг друга вновь и вновь, не меняя тел, но оставаясь верным своему воплощению. А новенькие все прибывали и прибывали.

Пранкеры подняли меня с земли, теперь они осознавали, что я такой же человек, как и они. Я понимал их речь. Но куда они меня ведут, оставалось загадкой. Я надеялся, что они не будут меня пытать, выискивать новые лазейки между мирами и оставят в живых. Революционеры бросили меня между мирами. В пустое белое облако. Без звуков, вне ощущения пространства и времени. Через какое-то время я смог встать. Вдалеке маячил огонек свечи. Не разглядеть кто держал свечу, да и был ли кто-то там, или она висела в воздухе сама по себе, привлекая таких же изгоев из собственного мира, как я сам. Просачиваясь сквозь песочную тишину, моего слуха достигла мелодия. Я не слышал ее никогда. В ней отсутствовали слова. Словно небоокая богиня спустилась ко мне на землю и зовет меня, подавая знак свечой. Ее звали Сейшл.

Она явилась ко мне, как спасение. Была моим проводником по белой мгле, куда меня выкинули Пракнеры. Сколько дней, или, может быть, лет я провел здесь вместе с ней, внимая ей, познавая себя и ее. Она любила менять цвет волос одновременно с цветом глаз. То небесно-голубой, то цвет морской волны, то ярко-красный, то цвет базальтового облака, как все вокруг. В белый она облачалась, когда хотела от меня спрятаться. Так я понимал, что ошибся и должен остаться один, чтобы найти выход, уйти глубже.

Ее имя пахло апельсинами и пело марованом3. Оно пахло морем, щекотало ступни и ладони мягким песком, рождало улыбку на губах. Она сама была морем, безбрежным океаном, в котором я хотел плавать, подобно звезде, раскинув руки и ноги в стороны.