Доведение Боевого Приказа и разъяснение обстановки успокоило Команду и дало повод для размышления. Правда, и размышлять-то было совсем некогда. Тренировки с посадкой и высадкой экипажа в танк и отработка других нормативов приводили в исступление. Но нам, штатным военным, хорошо известно, что быстрота и точность выполнения нормативов нужна для того, чтобы экипаж боевой машины, действуя подсознательно и запрограммировано, как «зомби», в любой обстановке мог опередить реального противника и, подготовив себя и машину к сражению за жизнь, мог первым нанести удар, обеспечив себе победу. Если выразится коротко – кто быстрее, тот и победитель. Суворовские «быстрота и натиск» уже засели в печенках у всей Команды, но это надо, без этого нельзя.
Кроме того, дисциплина и порядок служили неотъемлемым атрибутом всех занятий нашей «трюмной» жизни. А трюмной потому, что там, наверху на палубе корабля могли находиться и нести службу люди только гражданские, попросту говоря – штатный экипаж.
Мы, члены Команды, не особо испытывали недостатка свежего воздуха или дневного света. Морской воздух нагнетался в трюм мощными насосами, а яркие светильники затопили почти солнечным светом всю емкость внутри корабля.
Конечно же, замкнутое пространство давило, но опыт экипажей наших подводных лодок, переносивших кругосветные путешествия, не выходя на поверхность и длившиеся несколько месяцев, вполне нас успокаивал. Тем более что здесь, в трюме корабля, у нас был свой спортивный зал, где постоянно в течение дня, на кожаных матах «кувыркались» полуголые офицеры, отрабатывая приемы боевых единоборств.
* * *
В новой форме, бойцы вовсе не были похожи на наших офицеров и, поэтому, в обиходе стали чаще звучать простые русские слова: «мужики», «парни» или звали друг друга по именам.
Кстати, одним из членов нашего экипажа был тот самый Руслан, который был и оставался занозой в мозгу моего друга Димы Астахова. По-моему – неплохой мужик. Встретил очень приветливо и добродушно, когда я, расстроенный расставанием с друзьями, впервые появился в этой каюте. Он дал мне право выбрать себе спальное место. Фамилия его была Шакиров. Другим членом экипажа был простой сибирский парень, родом из деревни, тракторист Иван Иванович, за ним так, почему-то, и закрепилось это полное русское имя, которое сначала звучало нелепо, но затем все привыкли, все встало на свои места. Наши коллеги из других экипажей, да и сам полковник, стали так же, как и мы, называть его, нашего добродушного увальня, Иваном Ивановичем. Фамилия его просто-напросто не называлась, оттого, со временем забылась.