– Мы с братом так и не смогли за целый день найти часть, в которую отписаны. Правда, брат?
Брат, которого вероятно и звали Виталий, стал уже немного приходить в себя и вникать в смысл происходящего. Он закивал головой, подтверждая слова, но продолжал держаться за брата.
– Ну что вы в дверях стоите? Заходите, да по кроватям. Где там солдат? Солдат? Где тебя черти носят?
Владимир Николаев, улыбаясь, приложил палец к своим губам и сказал:
– Тс-с! Он в туалете. Я его ненадолго там закрыл.
Находясь ближе всего к двери и, поскольку братья уже сидели на койках и стаскивали друг с друга мокрые сапоги, а Дмитрий лежал, я быстро прошел к туалету и вывел оттуда, чуть живого от страха, солдата.
– Я думал, что он меня убьет. Только за что? Что я плохого сделал? – он дрожал, словно я его из холодильника вынул.
– У тебя что-нибудь болит? – Я внимательно осмотрел его и прощупал кости рук и ног. Мне ведь пришлось увидеть, как взметнулись и исчезли его ноги в дверном проеме, поэтому и боялся за здоровье солдата.
– Да нет, все цело. Только таких сильных людей я еще не встречал. Ведь он меня как щенка в туалете на очко посадил, да еще кулак под нос сунул, чтобы молчал. Ну, я и молчал, – продолжал жаловаться солдат.
– Ну, ладно, ты ведь солдат. Прости, пожалуйста, дяденьку. Просто, у него шутка не получилась.
– Хороша шуточка! Чуть не убил, – продолжал ворчать солдат, но говорил он тихо, чтобы «этот», не дай бог, услышал.
– Солдат, скажи-ка, как тебя зовут? Видишь, тезка мне, Вовка тоже. Давай будем друзьями, – Николаев протянул солдату руку, от которой тот шарахнулся, было, назад, но я легонько подтолкнул рядового к офицеру.
– Ты знаешь, дружище, у нас в борьбе, так бывает. Намнет кто-нибудь тебе бока на соревнованиях, так он потом лучшим другом становится. По крайней мере, уважать его начинаешь.
Я снова разделся, лег в остывающую постель и с интересом стал наблюдать за происходящим в комнате. Раздав белье, солдат ушел спать, братья разделись и теперь аккуратно развешивали мокрую одежду на стульях и спинках кроватей, чертыхаясь и кляня все на свете: и дождливую немецкую погоду, и собачью жизнь, и все, все, все.
Наконец и они легли, оставив включенным один светильник в дальнем углу комнаты. Некоторое время в помещении стояла тишина, но никто не спал. За окном однозвучно шуршал бесконечный дождь, не усиливаясь, и не ослабевая.