Что пленяло взор мистера Стивена К. Хинча, тому и находился уголок в его душе и собрании, многое покупалось для дальнейшей перепродажи, одних голов Медузы горгоны было двадцать семь! Каменных, терракотовых, глиняных, гипсовых, фарфоровых, керамических, стеклянных, мозаичных, металлических, – у чудовищ все эти змеи вместо волос переплетались между собой, создавали глянцево-блестящее впечатление движения отцовского серпентария и пугали маленького Доминика до смерти.
Последние годы жизни старший Хинч пристрастился к аукционам и покупкам онлайн, став завзятым пользователем интернета: «Зачем куда-то ехать? – Я включаю мой компьютер и передо мной открывается весь мир!» – с восторгом заключал он и даже руки разводил в стороны не без благоговения.
Увлечь сына азартной охотой за чудесными старинными находками Стивену К. Хинчу удалось, но не в полной мере: Доминик со всей страстью полюбил красивые штуковины и с возраста веры в Зубную Фею отличался избирательным изощрённым вкусом. Но любовь ребёнка оказалась совершенно бескорыстной: купить подешевле и продать подороже ему не то чтобы не нравилось, а даже вызывало непостижимое сопротивление и немую, не озвучиваемую ярость: торговать предметами антиквариата мистер Хинч-младший не желал.
Ещё при жизни отца он настоял на обучении в Сорбонне, а когда окончил факультет истории искусств, мистер Хинч-старший навестил своего буковатого денди в Париже, они пообедали в отменном ресторане, и, с неясным сожалением поглядывая на здоровенного, типично английского эксцентрика, в которого превратился его угловатый незаметный ребёнок, отец благословил приобретение собственного здесь жилья: кризис обрушил цены и это было в любом случае неплохим вложением. Он выступил гарантом кредита, обязав сына в виде процента с выплаты лично ему оказывать приятную услугу: еженедельно посещать броканты и расчистки чердаков, где, согласно цеховым легендам, время от времени обнаруживаются прелюбопытнейшие вещицы, цены которым хозяева могут не знать.
И вот с головой влюблённый в Париж Доминик, шагая по весеннему, залитому солнцем городу образца конца 80-х годов прошлого века, жадно вдыхал этот воздух, впитывал этот свет, для него воздух и свет свободы! И теперь уже всерьёз, а не бесплодно мечтая, поглядывал краем глаза в элегантные и уютные дворики за оказавшимися на минуточку открытыми огромными дверями.