– Ага, – кивнул Вовка.
И сам спросил: «Мы скоро двинемся?»
Лыков хмыкнул, покачал головой, но встал.
Взметывая снег, собаки одним махом вылетели на высокий снежный гребень. Рвали алыки, взлаивали, чуяли – дом рядом. Дымком сильно пахнуло, жильем. Вовка далеко вытянул шею, привстал на несущейся вниз нарте и вдруг увидел…
– Дядя Илья!
… на вольной воде, черной, как тушь, лежало длинное тело чужой серой подлодки. Серая, страшная. Вокруг палубного орудия суетились люди в незнакомых комбинезонах, с рубки вяло свисал казавшийся черным флаг…
– Дядя Илья!
Второй раз за день Вовка никого не успел предупредить.
В упор ударили автоматные очереди. С визгом, пятная кровью снег, покатились с откоса расстрелянные собаки. Чужие люди, истошно крича, бежали от домиков метеостанции. Краем глаза Вовка увидел упавшего с нарты Лыкова. Но Вовку самого уже схватили, крепко держали. Он видел перед собой промасленные меховые куртки, небритые чужие лица, рты, немо выкрикивающие слова, из которых ни одно не задерживалось в его сознании. Почему? Почему не «Мирный» стоит в бухте? Почему его тащат куда-то? «Эр ист…» Ну да! «… блос айн Бубе!» Так утром сказал Леонтий Иванович! Я спросил его: «Почему вы не на фронте?», а он разозлился и выдал мне вот это самое: «Эр ист!» Дескать, мальчишка! «Эр ист блос айн Бубе!» Вовка просто ненавидел себя. Он – мальчишка! Всего лишь!
Глава пятая.
ЕДИНСТВЕННОЕ РЕШЕНИЕ
1
Вовка будто ослеп. Единственное окошечко склада, прорубленное под самым потолком, почти не давало света. Переполз через какой-то мешок, ткнулся растопыренными пальцами в бороду Лыкова. Обрадовался, услышав: «Не лапай! Сам поднимусь!»
Вовка по шороху определил – поднялся.
Сел, кажется, на мешок, скрипнул зубами.
Медленно, постанывая, вытянул перед собой (до Вовки достал) левую ногу.
«Кто тут еще?»
«А ты как думаешь, Илья? – ответил глухой от сдерживаемой боли, но все равно насмешливый голос. – Кто тут может быть?»
Лыков выругался: «Не уберегли станцию!»
«Так они десант высадили за увалом, тайком пришли! – торопливо объяснил другой голос, суетливый, нервный, явно испуганный. – Римас работал с Диксоном, сидел в наушниках, ничего не слышал. Они ему прикладом по пальцам дали, всю рацию разнесли, а меня прямо из-за стола вытащили – я бланки чертил для нашего гелиографа».